Край забытых богов
Шрифт:
— Но какая ему польза от моей смерти?
— Откуда мне знать? Он, к примеру, Ару боготворил. Может, мстит Анхену за ее изгнание. Пытается причинить боль — всеми возможными способами. Или свести с ума…
Киваю. Да, я припоминаю, во всем виноваты слуги. Пожалуй, их стоит иметь уже только ради того, чтоб всегда знать, кто виноват
— А на том суде не ты адвокатом работал? — решаю уточнить. — Ты же, наверно, единственный, кто способен найти Анхену оправдания в любом случае.
— Нет, не я, — Лоу улыбается светло и открыто. — И я не ищу оправданий, я ищу причину. И если в твоих глазах она Анхена оправдывает — моя ли в том заслуга?
А вы коварны, мой
За окном воет ветер. Дождь сменяется снегом. К дальнему углу дома по приказу Лоу пристраивают кухню. Я как-то обмолвилась, что жить, будучи полностью зависимой от слуг, довольно тягостно. Не то накормят, не то забудут. Кормили меня здесь тем же, что ели слуги. Вкус весьма специфический, но в общем и целом съедобно. Были блюда, которые я даже любила, и Халдар'бх'н'гхма обещала научить меня их готовить.
Среди слуг она была главной, мужчины слушались ее беспрекословно. И сейчас, уперев руки в боки, она подробно рассказывала, что именно им следует делать, чтоб результат их физического труда мог ее хоть как-то удовлетворить.
На мой взгляд, некоторые подробности были лишними, а некоторые идиоматические выражения в общий курс эльвийского, преподанного мне что Анхеном, что Лоу, никогда не входили. Но слушать было весело, и я, сидя с ногами в кресле и зябко кутаясь в плед, которых в доме теперь было много, то и дело улыбалась.
И вновь возвращалась к книге о шаманах, написанной вампирским коэром. Это была даже не книга, скорее конспекты, созданные для себя, любимого. То, что светлейшему коэру было и так понятно, он в книге и не объяснял. Я же поняла лишь, что скорее соберу глаза в кучку, чем пойму, что значит «собрать сознание в точку». Мое атеистическое воспитание таких изысков не предполагало. Вот вернется — и пусть объясняет.
А вот представления о мире у них были, с одной стороны — и понятны, и весьма интересны, словно детские сказки, а с другой — куда сложнее, чем ждешь того от племен, пренебрежительно названными дикими. Мир делился на три части по вертикали — земной, подземный и небесный, и все три части скрепляло меж собой Древо Жизни, пронзая корнями землю, а ветвями небо; мир делился на четыре части по сторонам света, и за каждую часть отвечали свои духи. Умерший своей смертью шел к одним духам, убитый к другим, переживший свой срок сам становился злым духом, и участь его была незавидна.
Но это все было слишком печально. О смерти читать не хотелось, она и так вечно надо мною кружит.
А вот о птицах меня заинтересовало. Про птиц было много, начиная с того, что весь мир родился из утиного яйца. А дальше продолжалось: своих детей они просили у деревьев, считая, что душа-птица живет в зеленых ветвях, и они молили ее о воплощении. Шаман же в своем странствии меж мирами тоже мог становиться птицей — той, что может взлететь в небеса и нырнуть под воду. А еще были у него 99 духов помощников человеческого обличия и 77 — животного, и были среди тех животных и земноводные, и звери, и птицы. Фигурка птицы украшала костюм шамана; фигурка птицы стояла в жилище на алтаре; фигурку птицы клали в погребение, чтоб душа взлетела; фигурку птицы прятали в дупло дерева, считая, что так прячут душу, и даже в случае насильственной смерти злым духам она не достанется.
Дерево. Про деревья тоже было много. Было мистическое Древо Жизни, то, что скрепляло меж собой все миры. Было древо рода — пока оно ветвилось, жизнь рода не угасала. Они даже свой род каждый от своего дерева считали. Было древо шамана — то, что позволяло ему
Что-то такое было — у эльвинов, помешанных на садах, цветах и деревьях. Кто-то мне рассказывал, — не помню, Анхен, Лоу — что было у них некогда «дерево души». Не в этом мире, в том, и даже там — в глубокой древности. Выходит, где-то на заре своих цивилизаций, мы были похожи — эльвины, люди. И чем дальше уходили от первобытности, тем больше забывали. Они растят сады, но «древа души» в них нет. Мы украшаем елку на Новый Год, и березу на Майский День, но первопричины уже не помним.
«Древо мое — белая береза, душа моя — летящий лебедь». Это были слова из песни, что пели на Озере Жизни. И на север от него, и на восток, и на запад. Пели те, кого презрительно именуют дикими.
А я ведь тоже нашла однажды фигурку птицы. И мне отдало ее дерево. Дерево, сраженное молнией. Той молнией, что меня спасла. И что-то еще даровала, если верить Лоу. Но что? Способность входить в транс? Если только в храме, так у меня ничего подобного не выходило, хоть я и пыталась. Лоу учить не спешил, говорил, сначала здоровье. А птичка? Она осталась у Анхена, и он, наверно, давно от нее избавился. Птичка-душа. Моя? Или тот дух-помощник с непроизносимым именем, что был дарован мне, как проводник меж мирами, и которого я так безрассудно выкинула.
— Вот зачем ты читаешь эти глупости, Лариса? — закончив воспитывать рабочих, Халдар'бх'н'гхма решила взяться за меня. Она была не злая, просто уверенная, что лучше всех обо всем все знает. И ко мне относилась, как тетушка к бедной родственнице, нуждающейся в заботе. Кем я, собственно, в этом доме и была, вот разве что в родстве ни с кем не состояла. — Ты с хозяина пример-то не бери, он коэр, ему и не такие глупости положены. А ты молода, у тебя жизнь короткая. Вот, смотри лучше, что я тебе нашла. Самый раз для юной девы. Про любовь, — она протянула мне потрепанный томик. Читанный-перечитанный. — Моя, личная. Потом вернешь. У меня ее еще троюродные внучки не все прочитали.
Про любовь как-то не тянет, неудачно у меня все с любовью было. Но и обижать Халдар не хочется. Она заботилась обо мне, кормила, выхаживала, когда Лоу не было рядом. Своим присутствием в доме, разговорами, советами помогала не чувствовать себя одинокой.
Отложила коэрскую книгу и взялась читать ее роман. Это было проще, чем про шаманов. Язык легкий, слова все знакомые. Полюбила лунная эльвийка эльвина солнечного. Еще не вампира, там, в утерянном далёко. Он гордый — она гордая, он сильный, да и она сгибаться не приучена. И преград у их любви было — не перечесть, и трудностей — бесконечный список. Долгая была история, интересная, я даже зачиталась. Закончилось все: для меня — глубоко за полночь, для героини — счастливо. Он провел с ней ночь и отдал ей свое сердце. И она торжественно положила его горячее еще сердце к ногам своей богини.
Всю ночь я видела себя хирургом, ловко вырезающим чужие сердца, проснулась в слезах и холодном поту. Нет, уж лучше про шаманов.
Та зима была еще страннее, чем осень. Я жила в доме самого красивого мужчины на свете, а мы рассуждали лишь о строении мира, о путях и духах, о причинах древних войн и катаклизмов. По мере того, как снег все сильнее укутывал землю, я чувствовала себя все лучше, отваживаясь уже даже на небольшие прогулки. В роскошной шубке, подаренной мне Лоу, в высоких сапогах, подбитых теплым мехом, мороз был мне почти не страшен. Или я, наконец, выздоравливала.