Край забытых богов

Борисова Алина Александровна

Когда Лоурел бывал дома, он охотно сопровождал меня в моих прогулках, порой протаптывая для меня тропинки, порой просто неся меня на руках над белыми снегами, попутно просвещая меня относительно места, где стоял его одинокий дом. Интересная была долина. Расположенная в верховьях Ионэсэ, она со всех четырех сторон огорожена была горами. И, хоть в ней и располагалась пара вампирских городов, весь мир отсюда казался где-то «за» — за вершинами гор, за дальней далью бескрайних просторов, и надо быть птицей, или вампиром, чтоб, устремившись за облаками, вылететь прочь.

Но в ту зиму, как мне казалось, я никуда не стремилась.

Вот только по ночам мне стали сниться странные сны.

Я летела. В сером мареве, седом и непроглядном. Летела. Но не вольной птицей, а металлической крошкой по зову магнита. Меня тянуло. Несло.

И вот, наконец, зал. Пустой и огромный, высотою в пять этажей. И четыре круга тонких резных ограждений на галереях четырех этажей. И каменный пол с огромной мозаичной звездой — на самом нижнем, пятом. Я смотрю сверху. С самой верхней из галерей, той самой, откуда летела когда-то спиною вниз, брошенная самым коварным из всех коэров. Смотрю вверх. На темное ночное небо за прозрачным куполом. На снег, летящий в вышине, и исчезающий, коснувшись невидимой грани. На отсветы далеких огней, расцвечивающих вампирский город. Смотрю по сторонам. Стены мягко светятся матовым синеватым светом, почти не справляясь с тьмой, почти не рассеивая мрак. Смотрю вниз. На звезду на каменных плитах. Неправильную звезду. Ее рисунок сбит, сломан. Невольно устремляюсь вниз, пытаясь рассмотреть четче. И вижу его. Он лежит навзничь поверх звезды, раскинув руки и не мигая глядя ввысь. В темное небо. На белый снег. Его лицо ничего не выражает, оно застыло, словно маска. Черные волосы небрежно рассыпаны по плечам, по полу. Рубаха расстегнута, и я вижу темный ремешок на светлой коже. И нечто — медальон, кулон — висящее на шее. Вернее — лежащее сейчас на груди, которая, кажется, даже не вздымается. Склоняюсь ниже, пытаясь разглядеть в неясном свете. Никогда он ничего на шею не вешал. Что же это?..

Птичка! Моя птичка.

— Моя, — тянусь я к ней. Тьмой, у меня нет тела. Нет формы, нет образа. Нет рта, чтобы говорить. И он не слышит. Не видит. Вот только поднимает руку и сжимает птичку в горсти. И я вижу слезы, что катятся из немигающих глаз куда-то за уши.

И сама просыпаюсь в слезах. Лоу нет, на душе тяжело. Это сон, убеждаю я себя. Просто сон. А на следующую ночь я вижу все то же.

Он лежит на каменных плитах. Недвижимый, холодный. Его лицо ничего не выражает. Его глаза ничего не видят. И только слезы прозрачными каплями скользят к волосам. А я замираю возле, и смотрю, смотрю, смотрю. Я тьма. У меня нет глаз, чтобы плакать. У меня нет голоса, чтобы позвать. Нет руки, чтобы коснуться. Вот только видеть я могу и без глаз.

И снова утро. Серое и безрадостное. Долго сижу на постели, обняв коленки. Ну что за напасть! Ну что мне Анхен? Он ушел и забыл. Я ушла и забыла. И вообще, он же не в Илианэсэ, он на востоке где-то. Был. Три месяца назад.

Три месяца! Жила себе и горя не знала. И вот опять — Анхен. Да, во сне, но больно так, словно наяву. Пошла искать Халдар.

— Лоурэфэл когда вернется?

— Не говорил.

— А что говорил, где он, позвонить ему можно, связаться с ним как-то? — ну действительно, должен же быть у них телефон, коль уж даже для людей он обыденность. — Можешь найти его, сказать, он мне нужен, я с ума сходить начинаю!

— Попытаюсь. И не нервничай так. Это все от заумных книжек.

От книжек, так

от книжек. Оделась, взяла лопату, пошла снег во дворе чистить. Его, конечно, и без меня почистят, но физический труд — он успокаивает. А снег — белый, красивый, чистый. Вот только еще и тяжелый, если сразу много на лопату нагрузить. Спина уже болит, да и руки. Зато мысли всякие из головы вылетели. А дочистить этот угол я еще смогу.

Лоу вернулся на закате. Усталый, со слабым отсветом улыбки на губах.

— Ну что с тобой, ребенок? — спросил, обнимая.

— Кошмары снятся, — даже как-то неловко стало. Выдернула его откуда-то. У него дела, а я со своими глупостями. Ну, Анхена во сне увидела. Так я его и в жизни видела, и то до сих пор жива.

— Кошмары не смотри, — посоветовал с самым серьезным видом, целуя в щечку.

— Ага, вот так все просто. И что ж мне сделать — глаза закрыть? Так у меня по ночам они и так закрыты.

— Ну я не знаю, Ларочка, это твой сон, тебе и решать, — потянул меня за руку и усадил на диван. А мне так не к месту вспомнилось, что Анхен всегда сажал на колени. — Тут вся хитрость в том, чтоб вспомнить, что ты просто спишь. И тогда уже сон будет подчиняться тебе, а не ты ему.

— И как же я вспомню, если я сплю?

— Вспомнишь, это не сложно. Главное, заранее поставить себе такую цель.

— И сон мне подчинится? И я смогу увидеть все, что захочу? — смотрю на него весьма скептически.

— Ты просто задайся целью. И попробуй, — мой серый колючий коэр серьезен и непреклонен.

— А ты пробовал? Ты сам так можешь?

— Могу, моя радость. Я и не так могу. Рассказывай, что там такого тебе снится.

— Анхен, — отвожу глаза. — Понимаешь, он… он плачет, а так не бывает. Он сильный, и он бы не стал, он… Он сейчас где, на востоке?

— Нет, он вернулся в столицу. Пару недель назад.

— Ты точно знаешь?

— Да, мы встречались.

Встречались. А мне не сказал. Нет, мне и не надо, просто… как он?

— Ты ведь не говорил ему обо мне?

— Нет, и не собираюсь. Я же тебе обещал, — он взял обе мои ладони в свою и ободряюще их сжал. — Ну что ты так испугалась этих снов? Это просто сны. Не хочешь смотреть на Анхена, развернись и уйди. Скажи себе: я сейчас открою эту дверь, и там будет… Кого бы ты хотела увидеть?

— Тебя.

— Значит, я.

— Там нет дверей.

— Да не важно. «Сделаю шаг и увижу», «обернусь и увижу». Захоти и сформулируй для себя, что ты хочешь. Анхен — это тоска, малыш. Это просто твоя тоска. Твоя привязанность к нему сильнее твоей обиды.

А мое желание избавиться от тяги к нему сильнее моей привязанности.

— Лоу, а ты не мог бы… — очень стыдно поднять на него глаза, но все же, — не мог бы остаться сегодня со мной? Мы столько живем с тобою вместе… и мы ведь уже были близки…

— Прости, моя радость, но сегодня я не смогу, — он смотрит на меня своими серьезными серыми глазами, такими пронзительными и жесткими. Краска стыда заливает мне щеки. Никогда не думала, что я стану просить о таком. И что всеядный и жаждущий всех вампир мне откажет.

— Да. Да, конечно. Прости, — срываюсь с дивана и бегу в свою комнату. Он догоняет у двери, берет сзади за плечи, сжимает их — крепко, не вырваться.

— Ну тихо, тихо, ну что ты? — его голос ласкает, одна рука опускается мне на живот. Чуть поглаживает, не давая при этом вырваться.