Край Земли. Книга первая

Манько Ольга

– А ты… ты… мормышка, а не Водяной! – в запальчивости крикнул Прокопыч.

– Я – мормышка?!

Водяной не мог стерпеть такого поношения. От огорчения подскочил на пять сажень вверх, повисел чуток в воздухе, раздувая жабры, да и шлепнулся обратно. Озеро, будто воздушный шар взлетело над верхушками деревьев. Водяной по шею ушёл в вязкий ил. Покружившись над лесом, озеро кляксой упало наземь. Прокопыча окатило с головы до ног, он только и успел, что крякнуть. Водяной, сам не ожидавший такого погрома им учиненного, смущенно

присвистнул, растопорщил усы и, обратившись в рака, уполз под корягу. Озерная вода медленно стекла в свое ложе. Встревоженные скандалом сороки застрекотали, воробьи возбужденно зачирикали, испуганные кукушки безостановочно закуковали, и даже разбуженный филин беспокойно заухал. Непонятно откуда послышался жалобный плач русалок. Из леса вышел Стёпка, следом ковылял медведь.

– Ты только послушай, косолапый, какие увертюры пернатые выводят. С чего бы это? – диву дался пёс.

Оглядевшись, медведь пробурчал:

– Видать вновь бранились Водяной и Леший. Неймется владетелям зелёного океана и глубин водных. В тяжелую годину сумасбродство разум помутило обоим.

Мокрый Прокопыч сконфуженно пробормотал:

– Прав, прав ты, Топтыгин. Затмение нашло на нас с Водяным. В оправдание скажу, что ажитация в душе клокочет от дел неправедных, что творятся в лесу.

Водяной горестно присвистнул из-под коряги.

– Эх вы, владетели, – вздохнул Стёпка, – в пустяшные препирательства пустились. Огорчительно сие до невозможности.

Водяной выполз наружу. Он покрылся тиной, зелёные усы висели до колен, но для красоты в них были вплетены ракушки. Шею украшало ожерелье из живых водомерок, которые никак не желали смирно сидеть и норовили уползти. Водяной ловил их и загонял на место.

Прокопыч шепнул псу на ухо:

– Совсем умом тронулся мокроусый от беды.

– Что приключилось-то? – также шепотом спросил Стёпа.

– Ночью к озеру прилетели коты.

– Это которые обормоты? Прислужники Князя Тьмы?

– Ну да, будь они неладны! – чертыхнулся Леший. – Прилетели, уселись на берегу и давай своими золотыми когтями сверкать. Русалочки подумали, что лунная дорожка блестит, да и вынырнули.

– В пень-колоду ту лунную дорожку! Какая такая польза от неё? Небось, не малина и грибы, – проворчал медведь.

– Не понять тебе, Топтыгин. Наши девы водяные красивости любят.

– Вот скажи мне, каков прибыток с той красивости? – стал браниться медведь. – Зимой не согреет, летом не накормит!

– Хотели бедолажки лунное злато собрать, спрясть из него нити и своему батюшке мантию вышить узором дивным, чтобы представлялся настоящим Владыкой Вод, а не отсырелым старикашкой с ракушками в кудряшках, – вздохнул печально Леший. – Одним словом, выплыли наверх русалочки. Коты же хвать – похвать их и обкусали хвосты-то. Взаправду, как у обглоданных рыбешек хвосты стали. Девы в слезы, крик подняли. А коты – лиходеи испарились опосля чёрного дела.

Такая невзгода вышла.

– Вот оно какое горе-злосчастье от красивостей ваших происходит! Сидели бы себе на дне, играли с уклейками и корюшками, беды бы не знали, – проворчал Топтыгин.

Из дубравы раздался свист. От свиста того деревья пригнулись, трава полегла. В озере волна поднялась. Прошла она от края до края, выбросив на берег мелких рачков, рыбешек и жуков-плавунцов. Водяной охнул:

– Вот беда-то, беда! Разорили мое хозяйство! Совсем разорили! – и, шлепая ногами-ластами по песку, побежал собирать своё добро.

Прокопыч чертыхнулся:

– Тьфу, ты! Этого башибузука нам ещё не хватало.

На берег озера вышел Соловей-Разбойник. Был он роста громадного. Из-под чёрных всклокоченных волос, закрывавших пол-лица, он неприязненно таращился на всю честную компанию. Один глаз его был жёлт, другой лилов. Зелёный кафтан расшит серебром, сапоги хромовые, подковки на них медные. На плече нёс столетний дуб, а в руке мешок, из которого раздавались жалобное хныканье.

– Чего пожаловал? – сердито спросил Леший.

– Ты не бранись раньше времени, – ответил Соловей-Разбойник, снял с плеча дуб и воткнул его по нижние ветви в землю.

Затем развязал мешок и вытряхнул русалок в озеро.

– Вот так-то лучше, – удовлетворенно сказал он, забрался на дуб и захрапел.

Водяной на радостях кинулся к русалочкам. Они повисли на папашиной шее, счастливо виляя обглоданными хвостиками.

– Фу-ты ну-ты, я думал русалки – это ого-го! А тут глядеть не на что! Мелочь пузатая величиной со щуку, – разочаровано пробурчал Стёпка.

– Почто ты, Разбойник, сюда явился, дуб у озера воткнул? Где русалочек наших нашёл? – напустился на Соловья-Разбойника Леший.

Но тот уже не слышал Прокопыча. Он спал, растянувшись на самой толстой ветке. От разбойничьего храпа листва осыпалась с дуба, рябь шла по озеру. Пёс звонко залаял, пытаясь разбудить Соловья-Разбойника, но без толку. Тот и ухом не повел.

Топтыгин крякнул:

– Придется подмогнуть, – и уперся спиной в дуб, пытаясь его свалить.

Дерево не подавалось. Медведь поднапрягся изо всех сил, дуб наклонился, Соловей-Разбойник с грохотом скатился с ветки на землю. Но этого даже не заметил, продолжая храпеть, как ни в чем не бывало.

– До самой ночи теперича нечестивца не разбудить, – махнул рукой Леший.

Стёпка зарычал и цапнул Разбойника за нос, но он только отмахнулся от пса, как от назойливой мухи, перевернулся на другой бок и выдал такую руладу с присвистом, что у всех заложило уши.

– Только усилия свои втуне растрачиваем. Не добиться нам от него путного слова, – согласился косолапый с Прокопычем.

– Эй, омутницы, – крикнул Стёпка русалкам, – хватит висеть на шее у папеньки, плывите сюда и выкладывайте, что с вами приключилось.