Кречет - 3
Шрифт:
Ощущение свободы пьянило его, мир больше не ограничивался серыми крышами улицы Вьей-дю-Тампль, а игрушечный сад Бомарше больше подходил малышке Эжени, чем нашему искателю приключений.
На следующий день Жиль, стоя перед зеркалом, рассматривал свое новое лицо: из зеркала на него глядел человек несколько старше его и более похожий на пирата, чем на элегантного лейтенанта личной гвардии наихристианнейшего короля. Его светлые волосы стали почти черными, с легкой проседью на висках, шрам оттягивал к уху угол рта, светлые глаза прятались под густыми темными
– Вам придется, - говорил Превий, не без гордости разглядывая свое произведение, - отрастить собственную бороду. Скорей всего она темнее, чем волосы на голове, но если я ошибаюсь, то вы всегда можете подкрасить ее: я буду регулярно снабжать вас красителем. Куда вы направляетесь?
Жиль не ответил, он продолжал себя разглядывать.
– Довольно несимпатичный, - наконец проговорил он, морщась, - я страшен как смертный грех.
– Я бы так не сказал. У вас скорее дикий вид, чем ужасный, он может даже нравиться. Но самое главное достигнуто: вы не похожи на себя прежнего, а это то, что нам нужно.
– Хорошо, кто же я такой?
– Моряк. Вам это больше всего подходит, Бомарше тоже так думает. Вы когда-нибудь плавали?
– Я бретонец, - сказал шевалье с гордостью, - я с детства на море.
– Прекрасно. Теперь вам надо изменить походку, держаться не так прямо, служба в гвардии придала излишнюю жесткость вашей выправке. Нет, сутулиться не надо, достаточно лишь втянуть голову в плечи и слегка ими покачивать при ходьбе. Попробуйте...
Весь вечер и часть следующего дня Жиль репетировал под руководством актера. Превий был несравненным учителем, очень терпеливым и деликатным. Понемногу он смягчил военную выправку и придворные манеры, стараясь вернуть своему ученику непринужденную свободу времен юношества.
– Да, при дворе так себя не ведут, - сказал Турнемин смеясь.– Если я и дальше буду вас слушаться, это кончится тем, что я положу ноги на стол.
– Кладите, это входит в вашу роль. Не волнуйтесь, когда будет надо, ваше тело само вспомнит движения и походку придворного. Теперь спустимся в библиотеку, я попросил принести туда рому. Мы будем пить, вернее, пить будете вы.
– Как это я буду пить? Не один же все-таки?!
– У меня слабая печень, поэтому алкоголь мне противопоказан. Но настоящий моряк должен здорово пить, и я хочу посмотреть, как на вас действует пол-литра спиртного.
– О, если дело только в этом, не беспокойтесь, я прошел хорошую школу в Ньюпорте в Виргинии с моим другом Тимом Токером и с господином Лафайетом, сказал Жиль, вспоминая достопамятную пьянку в лагере Вашингтона.– Смотрите, как бы урок не обошелся вам слишком дорого, особенно если ром у вас хороший...
Ром был отличный. Удобно расположившись в глубоком и мягком кресле, поставив ноги на решетку камина, где приятно потрескивал небольшой огонь. Жиль пил старый ямайский ром, регулярно и методично наполнял свою рюмку, чем вызвал восхищение Превия. Самому Турнемину урок тоже понравился: его кровь
Но это узнать не удалось.
Большая черная бутыль опустела только наполовину, как вдруг тишину ночи разорвал бешеный перестук копыт пущенной в галоп лошади.
Шум все приближался и стих у дома актера.
– Это к вам, - сказал Жиль, вставая и собираясь уходить, но Превий остановил его.
– Кто бы ни пришел, он вас не знает. Останьтесь, мы проверим, удачно ли вы играете свою роль. Кстати, как вы себя чувствуете?
– Нормально, как нельзя лучше. А про вашего визитера могу сказать, что он молод, высок и скорей всего он военный.
Сильные удары в дверь, скрип сапог и веселый молодой голос, спросивший, дома ли господин Превий, подтвердили слова Жиля. Слуга проводил нового гостя к дверям библиотеки и постучал.
– Сударь, - сказал слуга, - там...
– Извините, - прервал его звонкий голос, швейцарский акцент которого заставил радостно забиться сердце Турнемина, - это я ворвался без разрешения, но я должен поговорить с вами, если вы тот самый комедиант Превий, о котором мне говорили.
Слово комедиант не понравилось Превию, и он нахмурился.
– Да, я действительно Превий, великий Превий, и, если позволите, не комедиант. Почему тогда уж не паяц? Я артист! А вы, врывающийся без приглашения в дом достойных людей, кто вы такой, сударь?
Гость вытянулся по-военному, щелкнул каблуками.
– Барон Ульрих-Август фон Винклерид зу Винклерид из швейцарской гвардии короля. Прошу извинить меня, но господин Бомарше сказал, что у вас находится мой друг...
В этот момент Жиль встал и подошел к ним, Винклерид замолчал и покраснел.
– Еще раз извините, я не знал, что у вас посетитель... Я хотел бы с вами поговорить...– добавил он, решительно поворачиваясь спиной к незнакомому ему и неприятному гостю артиста.
– Будьте любезны подождать меня в маленьком салоне, слева от входа в вестибюль. Я сейчас к вам выйду...
Жиль рассмеялся.
– Не уводите его, мой дорогой Превий. Этот человек мой самый близкий друг.
НОЧНОЕ СВИДАНИЕ
Немного погодя в библиотеке воцарилось спокойствие. Усевшись в кресло, только что оставленное Турнемином, Ульрих-Август пододвинул поближе к себе бутылку рома.
– Ну и ну!– только и мог сказать Винклерид между глотками, не спуская глаз со своего преображенного друга. Турнемин не мешал ему. Вопреки ожиданию, швейцарец быстро привык к новому облику Жиля, и в его серых глазах заиграли так хорошо знакомые веселые огоньки.
– А теперь, - спросил у него Турнемин, - скажи, зачем ты меня искал?
Левой рукой (правая была занята бутылкой, которую Винклерид прижимал к сердцу, как мать больное дитя) швейцарец порылся в кармане и достал письмо.