Кредиторы гильотины
Шрифт:
Шарль с изумлением слушал брата, не понимая его странных слов. Старая служанка же с испугом спросила:
– Что же такое случилось?
– Франсуаза, Андре убит вчера утром на дуэли. Скажите Маргарите, что ее муж умер за нее, за нас, за своего сына.
– Ах, Боже мой, значит, на земле нет справедливости. Такой хороший человек, такой примерный отец… Бедная Марго! Она не переживет этого, – Говоря эти слова, старушка плакала горькими слезами.
– Ну, Франсуаза, вы же знаете, что мы привыкли к несчастьям. Вы наш старый друг,
Старая служанка вытерла глаза руками и, стараясь сдержать рыдания, сказала:
– Господин Винсент, я постараюсь быть мужественной ради нашей Марго, я постараюсь ее успокоить, мне не хочется, чтобы она умерла.
– Поезжайте же скорее, Франсуаза, и скажите, что мы сами скоро будем у нее.
– Но как будет ужасно, когда Маргарита увидит тело!
– Я хочу этого избежать. Тело сразу перенесут к нам. Впрочем, Шарль через два часа будет у сестры. Поезжайте скорее.
Оставшись наедине с братом, Шарль сказал ему:
– Я никак не пойму, зачем ты выдумал эту страшную историю?
– Затем, чтобы снасти нашу честь, спасти нашу сестру. Не все ли тебе равно. Делай, по-моему.
– Но она будет считать себя вдовой.
– Да, завтра она будет вдовой – вдовой живого мужа.
После этого Винсент расплатился и увел Шарля на бульвар.
– Я придумал, что можно сделать, – сказал он. – Наша сестра будет жить счастливо и будет с любовью вспоминать о муже. Честь нашего отца будет восстановлена, и жертвы будут отомщены.
Винсент Лебрен, повинуясь воле своего отца, не хотел выдавать Андре правосудию, но и не желал судить его сам. В то же время он хотел удовлетворить Эжени Герваль и Панафье. Вдруг на него нашло вдохновение.
– Ты не знаешь, где мы смогли бы найти доктора Жобера? – спросил он брата.
– Я видел, как их экипаж остановился на углу бульвара Бомарше перед «Четырьмя сержантами Ла-Рошели». Без сомнения, они там завтракают.
– В таком случае поедем туда.
– Разве ты голоден?
– Нет, но я хочу видеть доктора. Впрочем, нам не нужно идти обоим.
– Что ты хочешь делать?
– У меня нет времени объяснять тебе это, но делай то, что я тебе говорю. Когда я вернусь, ты все узнаешь, а теперь поезжай домой и расскажи ту историю, которую я рассказал Франсуазе, то есть, что Андре убит и что сегодня вечером его тело принесут к нам.
– Что ты говоришь?! Разве ты забыл волю нашего отца – не проливать крови?
– Шарль, выслушай меня. Ты же знаешь, что я ничего не сделаю против воли нашего отца. Повинуйся мне слепо. Иди скорее. Вечером мы увидимся, и тогда ты все узнаешь.
Удивленный и взволнованный Шарль видел, как брат сел в экипаж и поехал в гостиницу. «Что он хочет делать? – недоумевал Шарль. – Я боюсь, что он не в своем уме и совершит какой-нибудь безумный поступок,
Затем молодой человек поднялся к себе, стараясь понять, что задумал его брат, а Винсент в это самое время входил в «Четыре сержанта Ла-Рошели» и приказывал лакею передать свою карточку Панафье.
Глава 36. Воспоминания об июльском восстании 1848 года
Наши читатели имеют уже достаточное представление об Эжени Герваль.
Она была доброй девушкой и очень хорошенькой. Она пошла работать в театр, чтобы зарабатывать себе на жизнь, но главным ее достоинством была ее внешность.
Выздоровевшая, счастливая и спокойная, она чувствовала, что оживает на этом импровизированном завтраке, последовавшем за ужасной сценой в Монтреле.
Выпитое ею вино возбуждало желания, и это ясно читалось в ее глазах.
Что же касается Жобера, то он был очень доволен своей больной и хотел услышать историю ее молодости.
Надо сказать, что симпатия и, в особенности, выпитое вино вызывали в обращении приятную фамильярность. Эжени обращалась к Жоберу на «ты», он отвечал ей тем же.
– Вот где прошла моя молодость, – сказала Эжени, указывая на площадь Бастилии.
– На колонне? – сказал со смехом Жобер, думая, что она повторяет старый каламбур.
– Что за глупости? Я говорю об этом квартале. В июле 1848 года я здесь жила.
– Расскажите-ка нам про это, – попросил Панафье, облокачиваясь о стол.
– Да, расскажи-ка нам, – поддержал его Жобер.
Молодая женщина встала и подошла к окну, указывая на угол площади и говоря:
– Нет, то, что я хочу рассказать, очень серьезно. Я стала тем, что я есть сейчас, потому, что моего отца расстреляли здесь в июле.
Мужчины нахмурили брови. Печально начатый день угрожал, и закончиться печально.
– Если бы отец мой был жив, он продолжал бы следить за мной. Будучи сам честным человеком, он бы и из меня сделал честную женщину.
– Когда они убивают людей, то не думают, что те оставляют семьи, – сказал Панафье.
Что касается Жобера, то он наблюдал новые признаки возвращения памяти больной.
– Молодые родители жили на улице Жан-Бозюр на углу бульвара, – начала Эжени. – Один раз я встала в шесть часов утра и увидела мать плачущей – уже два дня как отец не возвращался домой. Тогда я тихонько вышла из дома, поспешно сбежала по лестнице, и так как дверь была отперта, то я вышла. Вся улица была в обломках. Баррикада напротив двери была разрушена.