Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина
Шрифт:
При всей своей безграничной власти диктатором Ельцин не стал и даже не пытался ограничить права и свободы сограждан.
После подавления октябрьского мятежа в октябре 1993 года были запрещены некоторые газеты, поддержавшие мятежников. Это вызвало массовое возмущение, и запрет был снят, хотя в странах с устоявшейся демократией выпуск газет, проповедующих национально-социалистические, экстремистские лозунги, был бы запрещен навсегда.
— А ведь у него была тогда возможность стать диктатором, сокрушить и раздавить всех своих противников, — говорил мне бывший помощник президента Георгий
Где-то с начала 1994 года Ельцина стали называть царем — кто в шутку, кто всерьез. А Борис Николаевич и в самом деле переменился. Крушение советской власти не отменило марксо-вой формулы насчет того, что бытие определяет сознание. А бытие стало царским.
Его бывший пресс-секретарь Вячеслав Костиков с сожалением вспоминает: в улыбке, во взгляде Ельцина стало заметно проявляться высокомерие, а «в отношениях с Борисом Николаевичем постепенно исчезал демократизм, доступность, доверительность отношений — то есть те черты, которые так привлекали в работе с ним в прежние годы...».
Теперь в любой поездке президента сопровождали не только несколько врачей и медсестер, но и парикмахер, группа поваров, личные фотографы, персональный телеоператор и человек, занимавшийся его одеждой. Он пересел с «ЗИЛа» на «мерседес», который собрали специально для президента России.
В 1993—1994 годах вокруг Ельцина сложилась сплоченная группа — Коржаков и его верный друг и соратник Михаил Барсуков, первый вице-премьер Олег Сосковец, управляющий делами президента Павел Бородин, тренер президента по теннису Шамиль Тарпищев. К ним одно время примыкали министры обороны Грачев и внутренних дел Виктор Ерин. Они постоянно встречались в неформальной обстановке, не только поддерживали друг друга, но и влияли на президента в одном направлении.
Евгений Савостьянов, который стал заместителем руководителя администрации президента, говорил мне:
— Не существует идеальных схем. В каждой есть свои недостатки. Коль скоро вводится институт избираемого монарха, то надо мириться с тем, что появится двор, в нем будет своя камарилья, будут те, кто ближе к монарху, и те, кто дальше. Это неминуемо...
Стать своим при дворе царя Бориса стремились многие, но не всем это удавалось.
Алексей Казанник после октябрьских событий 1993 года стал Генеральным прокурором, но продержался недолго. Он не только не подходил для этой работы, но и не смог вписаться в московскую властную систему. Он рассказывал потом в интервью «Новой газете», какой диалог у него состоялся с Коржаковым накануне новогд, 1994 года.
Позвонил Коржаков и сказал:
— На Ленинских горах в Доме приемов будут все высокопоставленные лица. Алексей Иванович, вы должны там тоже быть.
Казанник отказался:
— Извините, Александр Васильевич, я вообще прокурор, а там будут должностные лица исполнительных органов, за которыми я осуществляю функцию надзора. Поэтому я не могу участвовать в этих компаниях.
Коржаков страшно удивился:
— Как вы не можете участвовать? Там будет президент с женой, все будут с семьями.
— Моя жена в Омске живет.
Коржаков сразу воодушевился:
—
— Нет-нет, спасибо, потому что я хочу на Новый год улететь в Омск.
И Генеральный прокурор отправился отмечать Новый год в родном городе. Он не хотел соблюдать правила игры. Его спрашивали:
— Вы в теннис играете?
— Не играл и играть не собираюсь.
— Ну как же, все играют, а вы не будете играть? Это, Алексей Иванович, как-то странно.
— Что ж делать, я очень странный человек. Надо мои странности уважать...
Нежелание веселиться вместе со всеми и играть в модные игры было, разумеется, не главной причиной отставки Казанника, но тоже сыграло свою роль в отторжении Генерального прокурора от власти.
В Кремле сформировалась иерархическая система власти. Скажем, помощники президента, как и в советские времена, обедали в особой столовой. Имело значение, кто с кем сидел за одним столиком.
Избавившись от врагов и заняв в Кремле царское положение, Ельцин стал меньше себя контролировать, расслабился. И это его сильно подвело. В 1994-м с Ельциным произошли две крайне неприятные истории, губительные для его репутации.
30 мая Ельцин улетел в Германию на торжественную церемонию по случаю вывода российских войск. Борису Николаевичу не спалось, и он пригласил в свои апартаменты министра обороны Грачева, принесли выпивку и закуску. Утром президент с трудом встал. Личный врач помог ему прийти в норму.
Но во время различных церемоний, официального завтрака от имени президента ФРГ, где гостей щедро обносили вином, Борис Николаевич ни в чем себе не отказывал (а был к тому же жаркий день), расслабился, и кончилось все тем, что он взялся дирижировать оркестром берлинской полиции и пытался исполнить «калинку». Эту сцену показало телевидение всех стран — позор на весь мир.
Его помощники написали президенту откровенное и честное письмо, в котором, в частности, призывали его:
«1. Решительно пересмотреть Ваше отношение к собственному здоровью и вредным привычкам.
2. Восстановить стабильность рабочего режима и плотность трудового графика. Исключить неожиданные исчезновения и периоды восстановления...»
Ельцин обиделся. С некоторыми помощниками долго не разговаривал. Пресс-секретарю Вячеславу Костикову пришлось уйти из Кремля.
В сентябре на обратном пути из Соединенных Штатов, где Ельцин тоже позволил себе лишнее, ему стало плохо в самолете. Сопровождавшие врачи не могли сразу определить, что это — сильный сердечный приступ или микроинсульт?
А в аэропорту в Шенноне его ждал для переговоров премьер-министр Ирландии Альберт Рейнольдс. Повинуясь чувству долга, Ельцин пытался подняться на ноги, но не сумел выйти из самолета. И к ирландцам отправили первого вице-премьера Олега Сосковца.
Невозмутимые ирландцы сделали вид, что даже не удивились, но скандал получился грандиозный.
Потом Ельцин как ни в чем не бывало рассказывал журналистам, что он, утомившись, проспал, а охрана не решилась его разбудить, но довольно быстро стала известна реальная подоплека. Тем более, что пристрастие президента к горячительным напиткам ни для кого не оставалось секретом.