Кремлевский заговор от Хрущева до Путина

Анисин Николай

Чаепитие по случаю вручения удостоверений в Госкомитете не затянулось. Не затянулось потому, что два крепких парня в штатском попросили Щадова пройти с ними. Они посадили его в другую черную же "Волгу" и отвезли в скромный московский особняк за высоким забором. В нем генерал-лейтенанта в одежде монаха проводили в комнату с роскошным ковром на полу, со столиком из мореного дуба и глубокими кожаными креслами. В одно из них он опустился и через пять-десять минут увидел в комнате Суслова.

Что из былого пришло им на память при встрече — пропускаю. Второе де-факто должностное лицо великой державы возжелало принять скромного инока, дабы вопросить его — где документы, уплывшие из сталинской канцелярии.

Суслов положил перед Щадовым список утраченных документов. Щадов признал: они им похищены и переданы потом Берии. Суслов сделал вид, что поверил. И перевел тему разговора:

— Слухи ходят, что вы обличаете нашу нынешнюю политику.

Щадов обрушил на Суслова то же примерно, что и на Пономарева несколькими днями назад. Но при этом Суслов, в отличие от Пономарева, не кислую мину на лице состроил, а спокойно прочитал стих Гёте:

Суха теория, друг мой, Но древо жизни зеленеет.

И так же спокойно Суслов молвил Щадову:

— Ваша критика политики страны — критика гражданина без бремени ответственности. А обремененные ответственностью должны прежде всего думать о безопасности дома, в котором мы живем. Нельзя затевать в нашем доме ремонт с изменением правил общежития без уверенности в том, что от того не будет пострадавших. Древо жизни у нас зеленеет. Время перемен еще не наступило. Но, — оговорился Суслов, — это время не за горами, и я считаю уместным закрытое критическое осмысление нынешней политики в ЦК партии и правительстве. Следует медленно заквашивать оптимальные дрожжи будущих реформ.

Встреча Тихона Лукича Щадова с Сусловым затянулась надолго. Прибыл на эту встречу Щадов как монах и убыл как таковой. Но через три дня он вернулся из монастыря в Москву. Вернулся навсегда.

Бывшего монаха и генерала-лейтенанта запаса Щадова назначили советником в Верховный Совет СССР. Он занял отдельный кабинет с правительственной связью в здании напротив Александровского сада при Кремле. Ему выдали ордер на квартиру с мебелью на Кутузовском проспекте и предоставили в пожизненное пользование двухэтажную дачу покойного генерала Генштаба. Полагалась советнику и служебная машина в любое время суток.

Но не должность с благами выманила Тихона Лукича из монастыря. Суслов соблазнил его интересной ему ролью. Ролью независимого эксперта ситуации в стране и дегустатора настроений в партийно-советских кругах власти: хотят ли там перемен в идеологии, политике, экономике — и если да — то каких перемен именно?

В кремлевской номенклатуре при Брежневе и Суслове еще жили-были чины, с которыми советник Верховного Совета Щадов имел дела как особист сталинской канцелярии. Каждый из этих чинов на партийных съездах в 1956-м и 1961-м аплодировал похабным речам Хрущева по разоблачению культа личности Сталина. Но каждый из них и тогда сохранял внутри былой трепет перед Вождем. А когда на дворе год 1970-й, когда Хрущев давно — в политическом небытии и когда похабщина его, хоть и официально не осужденная, совершенно не обязательна к употреблению, то в очень влиятельных кабинетах охотно отзывались на сообщения дежурных помощников:

— Вам звонит советник Верховного Совета СССР, бывший сотрудник по особым поручениям товарища Сталина…

Помнившие Тихона Лукича Щадова чины из ЦК партии и Совета министров принимали его с объятиями. Принимали и душу отвести в воспоминаниях, и посудачить просто так обо всем любопытном сталинскому особисту, скрывавшемуся в монастыре от Хрущева.

Через высокопоставленных старых знакомых Щадов под разными предлогами выходил на чинов, продвинутых в центры власти СССР при Брежневе. И отказа ни от кого из них не встречал. Приятно было, скажем,

секретарям ЦК партии Кириленко и Кулакову, членам над всем возвышавшимся Политбюро, узнать, что с ними, провинциальными начальниками до 1953-го, желает потолковать особа, приближенная некогда к самому Сталину.

Новая должность Щадова официально именовалась — "советник Верховного Совета СССР по общим вопросам". Официальные же обязанности, согласно договоренности с Сусловым, на него не возлагались. Ему надлежало: из года в год обсуждать любые проблемы с любыми, кроме Брежнева, чинами, изучать реальное положение дел в городах- весях и выводы свои докладывать только "серому кардиналу СССР" — второму лицу в стране — Суслову.

Пять лет советник Щадов гонял чаи в солиднейших московских кабинетах. Пять лет в перерывах между чаепитиями в столице разъезжал он по одной шестой суши — от сибирского озера Байкал до среднеазиатского озера Иссык-Куль, от нефтегазовых месторождений в тундре Тюменского Севера до фруктовых плантаций в Закавказье. Его контактам с должностными лицами никто не препятствовал, его поездки никто не ограничивал.

Наступил май 1975-го. Страна отметила тридцатилетие Победы в Великой Отечественной войне под новую песню: "Это праздник — с сединою на висках, это праздник — со слезами на глазах…" У битого пулями в той войне фронтовика Щадова слезы в юбилей навернулись. И не только память его мучила. Еще и предчувствие: стране — победительнице фашизма уготован разгром от западной демократии.

В середине мая 1975-го советник Верховного Совета Тихон Лукич Щадов встретился с Сусловым и вручил ему докладную записку Ее первая страница выглядела приблизительно так:

— Цитата из очереди за колбасой: "Народ и партия — едины, да только разное едим мы".

В стране — дефицит мясных, рыбных и молочных продуктов по установленным государством ценам. Но партийно-советские чины отменно за гроши кушают в закрытых от народа служебных столовых и покупают семьям лучшую еду в закрытых же буфетах-магазинах.

В стране — дефицит бесплатного для всех граждан жилья. Но зачисленные в ряды партийно-советского аппарата получают лучшие квартиры вне очереди.

В стране — дефицит модно-качественной одежды и обуви. Но партийно-советские работники с чадами и домочадцами без проблем отовариваются лучшими шмотками с черного хода универмагов и торговых баз.

В стране — дефицит справедливости в образовании. Детки партийно-советских начальников занимают студенческие скамьи в лучших вузах вне зависимости — талантливы ли они или бездарны.

Номенклатура на разных уровнях процветает. Ну и ладно бы. При Сталине достаток рядовых граждан был тоже ниже достатка чиновников. Но тогда они — сверху донизу — служили. Служили народу как за страх, так и за совесть.

Теперь чины на просторах страны не служат, а делают карьеру. Чем выше кто-то из них поднимается по служебной лестнице, тем комфортней ему во всех отношениях жить.

Руководители областей и республик, сотрудники ЦК партии и министерств не испытывают больше страха. Никто из них не опасается уже, что его лень, головотяпство и корысть могут, как при Сталине, стоить ему жизни или свободы. Не терзает смертельно-тюремный страх и начальников городов и районов. Сегодня к результативному труду всех чинов подстегивает только риск крушения карьеры. И с этим смириться — не грех.

Животный страх надобен был во власти в предвоенную мобилизацию, в войну и в пору преодоления послевоенной разрухи. Сейчас в стране нет чрезвычайных обстоятельств и карьерный риск — это нормальный стимул для нормальной деятельности всего аппарата управления. Он, в общем и целом, пока не растерял совесть и способен истребить оскорбляющий народ дефицит всего и вся. Но не истребляет его и не истребит. Почему?