Кремовые розы для моей малютки
Шрифт:
Внезапно господин комиссар все понял, увидел полную картину — и похолодел. Морфо-Пелида, звонок, дорогой курорт, ценный подарок, избранники Судьбы… какое самодовольство, какая потрясающая наглость! Хотя в чувстве юмора — пускай ядовитом и жестоком, этому человеку не откажешь. И тут он явственно представил себе Мерседес ди Сампайо — лицо ее было бледнее обычного, печально и безутешно... огромные синие глаза смотрели на него с укоризной. «Вы уверяли, что защитите меня, господин комиссар. Я вам поверила. Прощайте… прощайте!» Видение растаяло, Фома потряс головой, буркнул в телефон извинения и швырнул трубку. Схватив свой неизменный плащ, господин комиссар выбежал из кабинета. «Только бы успеть… я себе
— Ребята, не до сантиментов, — оборвал их Фома. — Берем две машины и поехали! Быстро!
Обернулся и позвал:
— Томас, не отставай!
Глава 21
Они снова, черт подери, вернулись сюда — на Улицу королевы Августы, 69. В «пряничный домик» и сказочный сад.
Могучая фигура Хильды-Стрелиции, в траурных одеждах, открыла ворота и застыла, невольно преграждая дорогу. Господин комиссар приблизился к ней и бережно, однако без единого слова, отодвинул живую преграду. И та покорилась. Отошла в сторону, устранилась от того, что должно было сейчас произойти, неумолимо и неизбежно. Полицейские, возглавляемые Фомой, молча вошли в дом и поднялись в мансарду. Вид господина комиссара был мрачен — казалось, ничто не разгонит грозовые тучи на его лице. И даже черный шарф, висящий из правого кармана — сейчас не вызвал улыбки: он казался лапой могучего зверя, в любую минуту готового вылезти и придти на помощь своему суровому хозяину.
— Долорес, отвечай, где сестра твоя? — наконец, произнес господин комиссар.
Бесформенное существо в черном балахоне, стоящее у окна, пошевелилось, и судорожно облизнуло мокрые от сладостей губы. Запах пота — кислый, застоявшийся, тошнотворный — ударил вошедших по ноздрям.
— Не знаю. Не сторож я сестре своей.[i]
Полицейские молча переглянулись. И усмехнулись, понимающе. Читать чужие мысли ни господин комиссар, ни его подчиненные не могли — к счастью. В противном случае, их накрыло бы мощной волной ненависти, исходящей от хозяйки мансарды. Черной ненависти и страха.
…пусть они уйдут…пусть уйдут…господи, убей их… убей сейчас же… прошу тебя, умоляю… убейубейубей!!!.. не хочу видеть никого… пусть они сдохнут прямо здесь и сейчас…, а я посмеюсь… шавки полицейские, злые… эта ублюдина их впустила… выродок косорылый… надо и ее… господи, почему ты не слышишь меня?!.. убейубейубей!!!.. уроды, уйдите все, уйдите, уйдитее-е-е-е-еээ!!!
— Не подходите ко мне, — сквозь зубы процедило жуткое создание. Долорес Аугуста Каталина ди Сампайо. По ее белесой коже ручьями тек пот, а тело била сильная дрожь.
Фома медленно сделал три шага и навис над ней, как скала.
— Повторяю вопрос.
— Не скажу… ничего вам не скажу! — завизжала Долорес, брызгая слюной.
И тогда из-за спины господина комиссара вырвался Майкл Гизли. Сжав пухлое и мокрое от пота запястье этого чудовища в женском обличье, он рявкнул:
— Говори, где Мерседес! Быстро! — и, что было сил, сжал пухлое запястье.
— Пусти меня, ур-ро-од, пусти-и-ии! — завопило чудовище. — Руку сломаешь, у-уу! Не смей меня трогать! Не смей на меня смотреть, ур-род!
— Да меня от твоего вида блевать тянет… говори, где Мерседес, живо, ну?!.. тварь!
И столько ярости было в его глазах и голосе, что чудовище злорадно выплюнуло:
— Сам ищи! Она скоро
Теперь и вторая рука Долорес оказалась в жестком захвате. Слезы брызнули из ее глаз.
— В подвале, ааааа! Больше ничего не скажу! Ничего! Пусти-ии, больно-о!
Больше всего Гизли хотелось ударить мерзкую тварь. Но нет, нет — это было бы слишком мало, слишком просто. Поэтому он, с силой, отшвырнул ее от себя, чтоб и впрямь не убить сгоряча — и выскочил за дверь. Лестница затряслась и загрохотала под его ногами. Вниз, вниз, скорее вниз! Если Мерседес погибла — он вернется и тогда уж непременно убьет эту гадину, и никто ему не сможет помешать, даже шеф…, а потом… что ж, он отсидит положенное. Сколько надо, столько отсидит.
А сейчас — найти девчонку, скорее найти… живой… только бы успеть. И больше ему ничего не надо.
Гизли, с силой, оттолкнул мерзкую тварь от себя, та врезалась в шкаф, дверцы распахнулись — отчего стеклянная банка упала и разбилась, ее крылатые пленницы закружились по комнате. А потом — стайкой выпорхнули в окно. Им вдогонку несся утробный вой и проклятия «милой малютки», Долорес Аугусты Каталины ди Сампайо.
— Ребята, помогите, — не оборачиваясь, приказал господин комиссар, и еще двое полицейских ринулись следом за Гизли. — Томас, давай за ними!
— Долорес Аугуста Каталина ди Сампайо, вы арестованы. Вы обвиняетесь в похищении и покушении на убийство своей старшей сестры, Мерседес ди Сампайо — с целью завладения полагающимся ей наследством, также вы обвиняетесь в ранее совершенных умышленных убийствах троих человек: Чарльза-Маурицио-Бенджамена Смита, банковского служащего, Фриды Петерссон, служанки, и Сони Голдвиг, жены владельца и главы банка. Соня умерла сегодня ночью в клинике доктора Уиллоби, ей было всего тридцать пять.
— Старуха, вот и сдохла! — ощерилась Долорес. — Туда ей и дорога! Пора кормить червей!
— Для вас она старуха, — усмехнулся Фома. — Но для своего пятидесятилетнего мужа Соня была светом в окошке, «деточкой и малюточкой» — кажется, так любила повторять ваша бабушка. Тоже ныне покойная. Сеньорита Долорес, не многовато ли вокруг вас смертей?
Долорес не ответила. Из ее ноздрей вырывалось громкое сопение, грудь вздымалась, а глаза — черные, бездонные, если бы могли, просверлили бы в груди Фомы два отверстия, потом и вовсе — спалили его дотла.
— Пока довольно. Другие статьи огласим, когда прибудем в Управление. Тогда мы поговорим серьезно и про другие ваши «милые шалости»: попытку довести до сумасшествия гостившую в этом доме леди Анну Дэллоуэй. Насколько мне известно, вы уже достигли первого совершеннолетия, поэтому в присутствии более взрослого родственника или доверенного лица более не нуждаетесь. Разумеется, адвокат будет вам предоставлен при допросе. Сейчас вы отправитесь с нами, в доме и прилегающей территории будет произведен обыск. С этой минуты абсолютно все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
Долорес, с изумлением и страхом, смотрела на этого человека — немолодого, не слишком красивого, в мятом плаще. Несколько дней назад его подчиненные приходили сюда — два недотепы, вежливых и улыбчивых, «чепуховых человечишки», по словам бабки. Таких обмануть, что плюнуть, на издевки и грубость — просто напрашиваются, не говоря о большем. «Значит, и начальник у них — такой же, иначе не держал бы этих идиотов. Не соответствуют они заявленной картинке», презрительно сказала старуха. «Врут, все врут — и не герой, и не мудрец, картонная фигура. Ткни пальцем посильней — такой и повалится, да еще извиняться будет за свою неловкость. Пф-ф!» Да и ей он вчера показался простаком, старательным и недалеким, даже туповатым служакой в мятом плаще без двух пуговиц.