Крепитесь, други!
Шрифт:
— Агнесса, можно с тобой поговорить? — подсела к ней Лада.
Сейчас, когда все казалось легко, ее тянуло признаться в самом нежном и скрытом, и попросить совета. А состояло ее тайное в том, что непривычная к вниманию молодых людей, она, словно дикарка, проигрывала все знакомства с самого начала, с первых же слов. К ней подходили на улице, в метро, на фирмах, но быстрый страх сковывал ее, словно цепями.
— Агнесса…
— Что, Солнышко? — Агнесса угадала ее волнение.
— Я… знаешь…
— Смелее.
— В общем, научи меня общаться с мужчинами.
Конечно, Лада
— Спроси что-нибудь попроще, подруга. У тебя трудности?
— Ужасные. Я не знаю, что со мной творится, когда на меня смотрят. Никакой смелости. А уж если кто понравится, то я теряю последние крохи. Вот… как быть?
— Рада бы тебе помочь, но… я сама, как та рябина. Чего-то жду, жду… В Москве, я знаю, есть группы общения, там, говорят, многому обучают. Попробуй. А что, в самом деле! Ради красивой тряпки мы готовы ехать на край света, а для главного в твоей жизни, встречи с человеком, пальцем шевельнуть не желаем! Странно, правда?
— Да, — уныло согласилась Лада.
Группа общения… нет, это не для нее, это слишком явно. Все сразу догадаются, почему она пришла.
В это время танцы стали общими, каждый двигался независимо, как ему желалось, под общий настороженно-ритмический бой барабанов.
— Пойдем танцевать, — поднялась Агнесса.
Увидев, что они вошли в круг танцующих, Максим Петрович откачнулся от стенки, которую подпирал, зачерпнул на столе горсть конфет, приблизился и угостил обеих.
— Вам и вам, самым очаровательным из всех. С праздником!
— Спасибо, Максим Петрович! И за стихи тоже! Что за изысканный слог, что за возвышенное чувство!
— Вы стоите большего, Агнесса, вы… — покачиваясь и наклоняясь, он стал нести изящно-пьяный вздор. Потом вернулся в свой простенок, а возле них очутилась Екатерина Дмитриевна.
— Агнесса! — укорила она низким голосом. — Давно хочу тебе сказать. Чего ты теряешься? Этот мужчина тебя на руках носить будет, особенно, если родится девочка!
Агнесса посмотрела на нее.
— Ой.
— Вот тебе и ой! Прислушайся к моему опыту. Я дурного не посоветую, сама знаешь. Жизнь-то проходит, что у тебя, что у него. «Ой»!
Вдохнув глубоко-глубоко, Агнесса разом выдохнула и помотала головой, отчего длинные прямые волосы ее упали на лицо и на грудь.
— Я обдумаю ваши пожелания, милейшая Екатерина Дмитриевна. Благодарю за участие.
В полумраке она подошла к столу, налила себе горьковатого мандаринового сока, запила им сладость шоколадных конфет. Все. Веселье окончено, пора домой.
«Святая простота, — усмехнулась она. — Куда там вымощена дорога для таких блаженных, нищих духом? Но прежде они с легкой душой спихнут туда своего ближнего».
Танцы стихли. Всем захотелось теплого тесного круга. Усевшись прямо на пол, стали рассказывать анекдоты, петь под гитару. Агнесса спела старинный романс, Лада сыграла что-то сложное, концертное, после чего шестиструнку перехватили молодые люди и отвели душу в современных песнях.
Виктор и Митяй вышли покурить. Все в агентстве было давно обустроено, между комнатами возле входа из общего коридора за
Ребята уселись на диваны.
— Цветет «Каскад», — заметил Виктор и дернул шнур вентилятора. Лопасти качнулись и исчезли в быстром движении. Повеяло холодочком. — Ты здесь работаешь, что ли?
— Нет. Меня девчонка пригласила, ага, помнишь, была со мной в «Артистическом»?
— Понятно.
— А ты, правда, директор театра?
— Пока нет, но буду. Это будет новое слово в искусстве сцены…
Виктор курил и думал о своей идее. Он был сражен ее очевидностью, когда неожиданно для себя высказал ее два часа назад. Работа перед кинокамерой дала кое-что, сколько задумок, одиноких находок! Все пойдет в дело. Но сколько потребуется денег… Нищенствовать, пробиваться, как когда-то Венька Травкин, он не собирается.
— Помнишь, ты говорил о ребятах, которые наваривают бабки? Они еще существуют? — остро взглянул он на Митяя.
— А как же. Процветают не хуже «Каскада», ага.
— С ними можно потолковать?
— Вообще-то, можно, но только одному тебе, больше никому. Сейчас они берут десять кусков на две недели.
— Восемь возьмут? — это были последние восемь тысяч долларов. — Когда пойдем?
— Как столкуемся, так и пойдем, ага. Сколько дашь?
— Сколько просишь?
— Двадцать процентов.
— С прибыли?
— С суммы.
— Ты даешь! Пять. Мне ж на дело, на театр!
— Годится. Я с ними повидаюсь и позвоню тебе.
— А я еще подумаю.
— Ага.
Однажды вечером, после семи часов, когда деловые мужчины, руководители серьезных фирм, отпустив длинноногих секретарш, работают в тишине кабинетов, Лада разговорилась с директором консалтингового агентства. Сама она задержалась в «Каскаде» для того, чтобы послать пять факсов, и пока посылала, проверяла, повторяла те, что неясно читались, наступил полный вечер.
«Позвоню-ка Неуловимому» — набрала она номер телефона, по которому звонила уже несколько раз, да все «его нет, он вышел, он будет через час, после обеда, вечером, утром…» Он оказался на месте. Много слышала она мужских голосов на своем музыкальном веку, но в этом баритоне разместились целые пейзажи, горы и долины, теплые моря, вереницы озаренных облаков, океаны любви и ласки. Ах, как они поговорили! Они, можно сказать, поцеловались по телефону! И условились о встрече на завтра, в девять тридцать возле охраны его офиса. Он сам ее встретит.