Крепость Александра Невского
Шрифт:
Я зарядил пищаль, выстрелил, прыгнул вниз. Грохнуло в круглой башне. Защитники ее, видимо, успели уйти в подземный ход, а выход взорвали, и его завалило… Всем остальным уходить было некуда. Защитница-крепость стала вдруг огромным каменным мешком. Шведы перекрыли выходы и вылазы, заняли галереи и лазы… Захватчики врывались в дома, выгоняли людей, хватали и волокли к стене девушек.
Дико закричала сестра Ждана. Отец Ждана, раненный в бок и в ногу, привстал, вырвал из-за паеухи пистоль, выстрелил. Подбитый швед
Канонира убили в упор — сразу тремя выстрелами. Ждан хотел вытащить свой кинжальчик, ко я успел обхватить его, крепко прижал к земле.
Одна из девушек вырвала у ехватзтвшего ее гзведа тяжелый нож, ударила насильника в грудь и тут же накололась…
Другая взбежала на стену, бросилась со стены на кашш…
Шведы выкатили бочку браги, вышибли дно… Брагу пили шлемами, крича, хохоча…
На берегу реки запылали дубы. От старых людей я знал обычаи шведов: приходить по воде, нападать сильно и решительно и пировать потом среди горящих дубов…
Горели дубы, горели подожженные дома посада: от огал река стала красной, словно текла не вода, а пролйт. зя кровь,.
В себя я пришел лишь в темнице — в каменном подвале угловой башни. Подвал был битком набит пленными. Сидели так тесно, что можно было спать сидя. Шведы закрыли железную дверь, стало темно и душно.,.
Люди задохнулись бы, погибли от жажды, если бы не труба самотечг: это водопровода. Из трубы тянуло свежим воздухом, тоненькой струйкой бежала вода, собираясь внизу, в каменном котле… Воду пшга горстьми, сложив их корцом.
Вырваться из погреба было невозможно: пол, стены, потолок — все было каменным… Сидели молча, даже раненые не стонали.
Сквозь дрему я услышал чей-то негромкий голос:
— Попытка — не пытка. Вы оба как вербочки, тонки станом, плечи отроческие… Аки змейки проползете!
— Разбужу товарища, — так же негромко ответил Ждан.
Будить меня было не нужно. Я все понял с полуслова, подполз к водоводу, вставил голову в деревянную трубу, с трудом втиснулся сам. Плечи сдавило, рубаха на груди стала мокрой и холодной от воды. Ползти оказалось просто, я извивался, прижимался к гладкому дереву, скользил, замирая от страха и холода.
— Тесно… Не могу… — глухо, как из бочки, долетел голос Ждана. Он был толще меня, увяз в мокрой трубе…
Все нужно было начинать сначала. Ждан выбрался из трубы, я попятился к выходу, мне дали кожаный пояс, я обвязал им ногу, а Ждан взялся за другой конец, и мы поползли снова… Ползли медленно: Ждан не мог шелохнуться, а я выбивался из сил, протаскивая его сквозь трубу… Каждый вершок давался с огромным трудом. Сначала я полз на животе, потом лег на спину. Ползти на спине оказалось удобнее, сил словно прибавилось…
Вдруг я увидел звезды, четыре белых больших звезды…
Затылку стало нестерпимо холодно. Мы доползли до колодца.
Я нащупал скобу, уцепился за нее,
В крепости горели костры. Пьяные шведы не спали: горланили песни, перекликались, шумно плясали.
Я перевалился через сруб, нырнул в траву, пополз к стене — в густую черную тень. Около стены меня обогнал Ждан: он знал крепость как свои пять пальцев, помнил все ходы и выходы…
Сначала я не понял, зачем Ждан прижался к стене, но, когда что-то заскрипело, догадался, что Ждан открыл запасной лаз. От людей я знал, что в стене некоторые камни отодвигаются, открывая входы под землю и вылазы.
Ждан подтолкнул меня, я на ощупь нашел что-то похожее на печное устье, втиснулся в него, пополз вниз. За Жданом закрылась тяжелая плита, мы оказались в темноте.
— Ищи нишу, — приказал Ждан.
В нише оказались кремень, кресало, трут и две свечи пчелиного воска. Все это богатство лежало в кожаной сумке.
Добыв огонь, Ждан зажег свечу, и я увидел тесный подземный ход. Про то, что в крепости есть подземный ход, знали все, но немногие знали ходы и выходы, бывали в нем. Ход был самой главной и важной тайной крепости.
Прямо с автобусной остановки я отправился к Зине. Ока была дома, увидев меня, бросилась навстречу, прижалась ко мне так, словно меня не было целый год…
Я рассказал Зине про все, что узнал, и про то, что мне пригрезилось в автобусе.
— А может, твой Ждан — переодетая девочка? Отец с матерью ждали мальчишку, а родилась девочка. Ее назвали мужским именем, одели во все мужское…
— Черная романтика, — рассмеялся я и отверг предположение Зины,
— Нет, это будет девочка. — Зина упрямо стояла нa своем.
Я понял, что ей хочется быть со мной даже в том далеком и страшном времени…
— А дальше что было? — спросила Зина и взяла меня за руки…
Шли долго. Подземный ход был тесным и сырым. Мы задыхались, свеча, казалось, вот-вот погаснет. В ушах стоял звон, во рту пересохло, ноги стали будто чужие…
Наконец ход пошел вверх, и мы увидели неровные каменные ступени. Громыхнула железная дверь, и свеча погасла…
На минуту мы остановились, я ловил ртом воздух, дышал, но не мог надышаться. Вокруг шумел лес, пахло корой, травами, еловой смолой…
Пошли лесом. Деревья стояли тесно, над землей нависали ветки, и мы пригибались, словно все еще двигались по подземному ходу.
Вскоре рассвело, и лес наполнился птичьим свистом.
Мы миновали боровину, вышли на широкую гать к огромным, как холмы, древним соснам. Стволы сосен были толще крепостных башен, вверху зеленели облака хвои…
Я устал, выбился из сил, ноги подкашивались, босовики промокли, стали скользкими и грузными. Хотелось лечь в траву и лежать, пока не пройдет усталость.