Крепость Магнитная
Шрифт:
Кончилось танго, и Леонид сам занялся патефоном:
— «Брызги шампанского»… Прошу!
Опять подхватил Лину, зашаркал длинноносыми ботинками по полу. Аполлон и в этот раз танцевал с Тосей. А Варя скучала. Наконец поднялась, подошла к Порфирию:
— Думала, пригласите… не дождалась.
— Не умею. Честное слово, — уперся Порфирий, и лицо его покрылось краской.
— Я сама не умею.
— Нет, вы танцуете, по глазам видно.
— Не упирайтесь: не умеете — научитесь!
Он робко пошел вслед за нею, неуклюже переставляя ноги,
Пользуясь тем, что музыка стихла, а гости присели отдохнуть, в комнате появилась мать Лины:
— Извините, — сказала она. — Отец задерживается. Займитесь чем-нибудь. Линочка, покажи гостям фотографии.
— Мама, ты гений! — воскликнула Лина. — Но мы еще потанцуем. — И, увидя, что Леонид роется в пластинках, потребовала завести входившую в моду румбу. Тот поднял голову:
— Слушаюсь, Сталина Аркадьевна!
«Вот у нее какое отчество», — подумал Дударев.
Вслед за румбой пошли вальсы «Голубой Дунай», «Сирена». Порфирий сам подошел к Варе, и она удивилась, как он легко повел ее. «Замечательно», — прошептала она почти в ухо, хотя новоиспеченный танцор тут же споткнулся и чуть было не упал на Аполлона.
— Не обращайте на это внимания, — подбодрила она. — Вы способный ученик!
— Пока я вижу только способную учительницу.
Вместо ответа Варя подала ему обе руки, приглашая на круг. Он не мог не заметить, как она приятно взволнована, ей, видимо, очень нравился этот семейный вечер с музыкой и танцами. А еще, было заметно, она собиралась что-то сказать ему и не решалась. Почему-то спросил, что она делает на заводе.
— Я машинист коксовыталкивателя.
— Девушка — машинист — это же здорово!
Пластинка остановилась, и в эту минуту послышался стук в дверь.
— Отец пришел! — оживилась мать Лины и вышла в коридор, чтобы открыть ему.
Именинница тотчас распорядилась выдвинуть стол на середину комнаты, накрыла его белой скатертью и принялась расставлять тарелки, раскладывать ножи, вилки. Поставила на стол несколько бутылок с вином и грушевым напитком. Девчата принесли из кухни большую эмалированную миску с холодцом, тарелку с ветчиной, сыром, сладостями.
Все уже сидели за столом, когда в комнату вошел отец. Он слегка склонил голову, поздоровался с гостями. Подняв глаза, Порфирий увидел… Сарматова. Того самого, который отчислил его из цеха под предлогом того, что «одна паршивая овца может испортить все стадо». Заколебался: как поступить — уйти
— Пап, знакомься, это Дударев. Помнишь, я говорила тебе, он трехзначные числа в уме множит. Математик.
— Мы знакомы, — буркнул отец и повернулся к Леониду.
Разлили вино, и Леонид, избранный тамадой, предложил тост за именинницу — достойную из достойных, несомненно, талантливую медсестру, которая, ну конечно же, как и ее уважаемая мама, обязательно станет хорошим врачом!
— Итак, за молодую хозяйку!
Все встали. Дударев опять уловил недружелюбный взгляд Сарматова, однако поднял рюмку вместе со всеми.
— Фиша, ну что же ты, — потянулась именинница через стол. — Давай чокнемся!
Нескрываемой злобой сверкнули глаза отца.
Стуча вилками и ножами, гости набросились на закуску, совершенно не замечая, да и не интересуясь, что происходит с Дударевым, почему он такой грустный. Лишь Варя, взглянув на его невыпитую рюмку, нетронутую закуску, покачала головой.
Порфирий отродясь не видел такой снеди и таких вин, которые были на столе, но не прикоснулся к ним, не отщипнул даже крошки хлеба, хотя и хотел есть. Лишним, чужим почувствовал он себя в этом доме. Неприглядным, отталкивающим показалось ему все: и эти, выкрашенные в ядовито-зеленый цвет стены, и желтые тяжелые шторы, и даже Лина, которая изредка удостаивала его беглым, ничего не говорящим взглядом.
Хозяйка дома Августа Бенедиктовна пошепталась с мужем и стала просить Аполлона, который сидел напротив, что-нибудь спеть. Тот не заставил себя ждать, вышел к пианино, однако Лина не могла ему аккомпанировать, нервничала, бросала пальцы по клавишам, играла не то, что требовалось. Наконец хлопнула крышкой, села на свое место. Мать поспешила сказать гостям, что дочка сегодня плохо спала и вот, как видите… Аполлон махнул рукой: ладно, в другой раз!
Чтобы до конца сгладить неловкость, Леонид принялся показывать фокусы. Рюмка, взятая со стола, то исчезала, то опять появлялась у него на ладони. Наконец, положив рюмку в карман пиджака, попросил желающих извлечь ее оттуда. За это взялся сам хозяин: осторожно, не торопясь, опустил руку в глубокий Ленькин карман и вынул… стакан с горчицей. Смех. Удивление… Где же рюмка?
— Да вот же она! — воскликнул Леонид, вынимая ее из заднего кармана Аполлона.
Тот покраснел. Гости однако не обратили на это внимания. Их поразил сам фокус. Шум, смех, возгласы удивления наполнили комнату. И когда послышались голоса: «Повторить!», Дударев незаметно шагнул в переднюю, оделся и, прикрыв за собой дверь, пошел вниз по лестнице.
31
За минуту до отправления поезда Москва — Магнитогорск в мягкий вагон, где уже были в сборе все пассажиры, неторопливо вошли двое мужчин и так же спокойно, не спеша, заняли свои места, которые оказались в разных купе.