Крепость Магнитная
Шрифт:
Отложив недописанное письмо, смахнула накатившуюся слезу, задумалась: причин для этого много… Но стоит ли переживать, убиваться? Сунула в конверт фотографию, затем небольшой, желтый листок, который приготовила еще вчера, пошла на почту.
…Было хмурое ленинградское утро, когда письмо вручили Платону. Вскрыв его, он сразу обратил внимание на отдельный желтый листок. На листке ни слова, лишь обведены красным карандашом Аленкины ладошки: маленькие, смешные, с растопыренными пальцами. Растроганный,
— Вот это подпись — всей пятерней, — дивился курсант Кухарев. — Ну и сынок у тебя!
— Платон — холостяк, — заметил кто-то.
— Да, верно, пока не успел…
— Гм-м… откуда ж сын?
— У меня дочь, — сказал Ладейников и положил на стол фотографию. — Смотрите!
На фотографии молодая белокурая женщина с девочкой на руках. У девочки такие же большие светлые глаза, как у мамы, губы бантиком. На плечах — белая, домашней вязки, пелеринка. Смотрит девочка куда-то в сторону, наверное, туда, откуда должна вылетать птичка.
Друзей больше интересует мать: она слегка улыбается и на щеках у нее — две ямочки.
— Царевна! Где такую нашел?
— Успокойся, там больше нет.
— Нет, ты скажи…
— Вот Фома неверующий! Дай-ка сюда, — отобрал карточку Платон. Но ее опять выхватили.
— Все должны видеть!
Карточка пошла по рукам, курсанты пытались определить, чем занимается возлюбленная Платона, что она конкретно делает.
— Сразу видно — учительница!
— Балерина! — выпалил другой.
— Балерины с детьми не нянчутся — это раз, а второе, в Магнитке оперного театра нет… Не видите: парикмахерша она!
И когда Платон сказал, что Галина — машинист турбины на Центральной электростанции, все ахнули. Не может этого быть. На вид такая хрупкая, и чтоб мужское дело…
В этот вечер в письме Галине он обещал приехать, хотя и сам точно не знал, когда это будет. Его тянуло на Урал к своей синей птице, которую, ну конечно же, поймал, и теперь опасался, как бы не упустить ее. Масла в огонь подлили друзья. «Не жениться на такой — преступление!» Но если подумать, обмозговать — невозможно это. Не положено! Закончит учебу, вот тогда…
И вдруг живо представил, как, став офицером, едет на новое место службы. Его опять, теперь уже с семьей, посылают на Восток. И ничего там, кажется, такого на Востоке нет, а вот тянет, хочется скорее увидеть Курилы, Авачинский вулкан. И еще податься дальше, на север, к Берингову проливу, где одиннадцать месяцев зима, а остальное лето… Говорят, побывав в пустыне, со временем опять потянешься туда. Видимо, так устроен человек. Море — не пустыня, но кто сказал, что оно сулит сладкую жизнь! Красивое с берега — это не то море, которое знают моряки.
И хотя до отъезда еще далеко, да и куда пошлют — неизвестно,
— Опять ночь? — спрашивает она.
— Не бойся. Я с тобой…
Отложив письмо, Платон прислушался к шуму дождя за окном, к глухим, отрывистым ударам грома, и ему почудились… взрывы на горе Магнитной. И опять мысли о Галине, о маленькой Аленке. Перечитал написанное и на обратной, чистой стороне листка добавил:
«Девочка моя хорошая, отпечаток твоих ладошек со всеми десятью пальцами получил. Представляю, как ты выросла. Осенью тебе придется идти в школу. А чтоб ты не промочила ноги, не простудилась, я куплю тебе в Гостином дворе теплые ботинки».
Галина обычно делилась своей радостью с Розой. Не скрывала от нее ни единого слова из того, что писал Платон. С таким намерением, прихватив его новое послание, и отправилась она вместе с Аленкой на «королевскую виллу».
Сойдя с трамвая, они увидели тополь, посаженный Янкой. Чуть в сторонке — большой серый камень. Но ни калитки, ни самой «виллы» не было. Все разрушено, перевернуто вверх дном. В чем дело?.. Аленка в испуге прижалась к матери: ничего нет.
— Странно, — сказала мать.
Постояв на грядке, где еще недавно росли цветы, и толком ничего не узнав, пошли на первый участок в поликлинику. Розы Павловны на работе не оказалось — ушла к больному.
Взяв Аленку за руку, Галина повела ее назад к трамваю. А вернувшись домой, принялась готовить обед. Не успела однако растопить плиту, как увидела в дверях Розу. Вихрем влетела она в комнату. Поцеловала Аленку, вывалила на стол кучу гостинцев. Схватила за руку Галину, потянула, кружась, на середину комнаты.
— Погоди, что там у вас, землетрясение? — уперлась Галина. — Все разбурено, аж страшно…
— Вы были там?
— Только оттуда. Что случилось?
— Все, как и следовало ожидать.
— Не понимаю. Объясни в конце концов!
— И ничего хорошего там не было, а вот стала уезжать, чуть не разревелась. Собрала вещички, вынесла на телегу, а тут мужики — с лопатами, ломами. В один миг разрушили, разбросали, чтоб никто, говорят, не поселился. Стою, а у самой слезы, жалко, а чего — и сама не пойму. — Потом махнула рукой. — Да пропади ты пропадом! Столько лет, как сурок, в норе жила! Правильно горсовет решил: через год чтоб никого в землянках!