Крепость
Шрифт:
Вдруг из-за угла, где столпились дамы, доносится визг. Что там стряслось? Какая-то тол-стушка взяла на себя роль проповедника и вновь воцарилась тишина.
Кажется, здесь нет даже аптечки. Если наше пребывание здесь затянется, то потребуется до-вольно много успокаивающих средств.
Время тянется бесконечно! Сказала бы моя бабушка. Кручу часы и так и сяк, чтобы разгля-деть стрелки: ага, уже прошло два часа. Секундную стрелку не разглядеть – она тонкая, как паутинка.
Как-то сейчас дела у Старика? Наверное, здорово прихватило – несмотря на симпатичный Железный Крест. Сможет
Вот черт! На этот раз опасность пришла не от Томми, а с другой стороны. И не сыграет ли свою роль этот «довесок» – кто знает? «Довесок» – так назвал Старик фугасы, которые эсмин-цы конвоя сбрасывали на наши головы и они почти с первого залпа легли тогда чертовски точ-но, почти рядом с бортом. Могу надеяться лишь на то, что Старик не сдрейфит, если его нач-нут спрашивать о Симоне во флотилии.
Прошло уже почти четыре часа. Сколько еще времени продлится это заключение? имею-щийся опыт не помогает.
Чтобы хоть кК-то отвлечься от грустного, представляю, как выглядит снаружи наше убежи-ще: лисья нора, загроможденная бетонными обломками, хаотично лежащими друг на друге и торчащими повсюду крюки и копья разорванной арматуры. А вокруг куски и глыбы бетона и кирпича, вперемешку со щебнем и пылью – настоящая гора строительного мусора.
В эту минуту снаружи доносится шум: скобление, скрежет, царапанье, а затем удары молота. Шум становится сильнее, затем ослабевает и опять усиливается. Никаких сомнений: к нам про-биваются спасатели. Пробьются ли? Уже слышны голоса!
Один из высоких чинов пробивается к двери, стучит в нее изо всех сил ножкой от сло-манной табуретки. Мощный звук ударов металла о металл разносится по нашей норе.
Вдруг снаружи доносится громыхающий скрежет – видно расчищают подход к двери. А вот ясно слышны голоса: отдают приказы, очевидно.
Все молчим. А тот визг, что я слышал до этого? Не значил ли он… да, скорее всего так и есть, он означал, что дверь нашего убежища пробовали долбить. Теперь же у двери видна щель, через которую пробивается полоска дневного света.
– Осторожнее, черт вас возьми! – раздается громкий крик. – Этот обломок может рухнуть на ваши задницы!
Я и окружающие меня люди стоим, словно столбы, боясь спугнуть удачу. Ну, что, съели? Хочется кричать во все горло, но я лучше помолчу.
Полоса света у двери становится шире. Вновь доносится скрежет и дробь, будто бьют в ли-тавры. И тут же: «Начинайте здесь! Давайте же!» Скрежет и стук усиливаются. Наверное, бьют ломом или двумя сразу. Они добрались до нас! Добрались!
Глубоко вздыхаю и тут же захожусь от кашля: в воздухе полно пыли. Кашель бьет не пере-ставая. А затем события несутся с огромной скоростью: дверь открыта почти на три четверти, какой-то солдат, спотыкаясь на обломках кирпичей пробирается к нам, а с ним столб пыли и грязи. Затем еще солдат и еще один.
Солдаты спрашивают нас: «Все живы? Все в порядке?» – «Да, все отлично!» – «Отлично!». А затем еле верю ушам: «После Вас, господин майор!»
Свербит у него в заднице, наверное, у этого господина майора! – хочу крикнуть на весь под-вал. Кто-то толкает меня
Едва удерживаюсь на ногах, карабкаясь по осыпающейся щебенке, и вдруг падаю на колени. Это и понятно: так и надо, коленопреклоненно благодарить своего ангела-хранителя! Совер-шенно невероятно, что нас так быстро нашли и откопали.
Приходится карабкаться по торчащим тут и там глыбам из остатков стен и бетонных пере-крытий. Они лежат в беспорядке нагроможденные друг на друга, словно детские кубики. Об-ломки причудливо окрашены: в розовый, красный, оранжевый цвета – цвета ужаса. Не отвле-каться! Каждый из них легко раздавит тебя как муху!
Шинель грязная, брюки тоже. Туфли запорошены пылью. Масленок тоже весь покрыт пы-лью. Он выглядит здорово разозленным. Для него это уже слишком: почти фронтовое впечат-ление!
Тут впервые вижу несколько озорных девчонок, которые находились в глубине убежища. Они все перемазаны с ног до головы, но звонко хохочут.
– Осторожнее, господин лейтенант! – звонко кричит одна из них, когда я спотыкаюсь на ка-ком-то обломке. Группа солдат, человек в тридцать с лопатами, кирками и ломами – вижу даже установленные тали – разбирают завалы. Солдаты потные, тяжело дышат. Проходя мимо двоих из них, пожимаю им руки: Спасибо, парни, вы все хорошо сделали!
Впервые спокойно осматриваю царящий хаос из развалин: полно не только бетонных глыб, но и остатков кирпичных стен и перегородок. Все здание рухнуло вниз, словно карточный до-мик. К нашему счастью, бомбоубежище располагалось несколько в стороне от здания, так что на него свалилась лишь часть обрушившейся стены. Упади бомбы на несколько метров дальше и нас долго бы искали.
Посмотрев назад, вижу что убежище, спасшее нам жизнь, выглядит отсюда как уходящая в центр земли штольня, словно разинутый рот чернеет выходом среди развалин.
Масленок, отвернувшись, сильными взмахами ладоней сбивает пыль с шинели. обернув-шись ко мне говорит: «Ваша шинель выглядит получше».
Кто бы говорил: Масленок пытается выглядеть хладнокровным, словно могильщик.
– Кому какое счастье, господин капитан! – парирую без всякого настроения.
Помолчав, Масленок медленно произносит: «Вам надлежит немедленно выехать в Карлсбад. Мне же нужно, к сожалению вернуться». Махнув рукой в направлении реки, добавляет: «Через мост, а затем налево – буквально пара шагов». При этих словах он вскидывает ладонь к козырьку фуражки: «После этого зайдете ко мне еще раз!»
Ну и жук этот капитан: Мое: «Благодарю покорно, господин капитан!» обращается уже к его спине: он уходит от меня быстрыми шагами.
М-да. В одиночку добираться до Карлсбада! Искомый фон нахожу довольно быстро. Гильзы от зажигательных бомб валяются на тротуаре. Эти бомбы погасли сами. Из оконных проемов верхних этажей тянутся чадящие струйки густого черного дыма. Под ногами визжат осколки стекла: ими усыпаны все ступеньки, ведущей наверх лестницы.
На лестничной клетке ряд ведер. Эта цепочка ведер вызывает во мне рифму: «Словно слуги / ведра в ряд/ вдоль по лестнице/ стоят….