Крепость
Шрифт:
Тогда он стал думать о предстоящем разговоре с Бортниковым. Такой разговор назревал, как фурункул под мышкой, чем скорее вскрыть нарыв, тем… Что, что могло измениться? Что он мог изменить? Решил спросить откровенно о связи с Пал Палычем, в которой обвиняла Бортникова, а значит, и его, Нина. А если такая связь и правда существует, если всё затеяно ради тех же денег, ради реконструкции, крупного госзаказа?.. Он боялся этого разговора. Мир крутится, как заметила Нина, поспевай или не выживешь. Но он никуда не собирался спешить, не жил и не будет жить по блатной логике: умри ты сегодня, а я завтра. Неужели Нина с Калюжным правы, и он попал в водоворот, в заколдованный круг, из которого уже
Мысли в голове стали чугунными, как в запутанном сне, казалось, он упустил что-то важное, случившееся в самом начале, когда еще в его силах было исправить ошибку. И как бывает в сюжетном сне, всплывали и гасли в сознании слова: «Министерство культуры не даст», «За нами губернатор!», «Бортников не прост». Не прост, кто бы спорил, простаки в его мире не выживают. Но неужели, неужели, сверлила мысль, попался на крючок, заглотил наживку? Ощущение удачи, победы, посетившее в кабинете Антона Павловича, испарилось совсем.
Над дорогой зависли кучевые облака, похожие на наковальни со вздымающимися краями и плоской нижней частью, они закупорили небесное пространство, вяло текли по небу навстречу движению автобуса, копя электрические заряды, набирая грозную силу, пока не готовую вырваться наружу. Звонок из министерства, приказ не выдавать ему открытый лист – что еще надо было ему узнать, чтобы поверить: подковерная схватка уже началась, идет полным ходом, и он в игре? Раскоп – первый ход, заступ на территорию противника. Звонок из министерства – ответ, пешка, выдвинувшаяся навстречу, прелюдия крупной и неминуемой атаки.
– И мокрого места не останется, – прошептал он, плюнул три раза через левое плечо, но не полегчало ни капельки.
В Деревске прямо с автобусной станции отправился в комитет по охране памятников к Оксане – давнишней знакомой. Когда-то она работала с ним в музее, а потом ушла на вакантную должность, на чуть большую зарплату. Оксана встретила его настороженно, не предложила обычного чаю, провела в кабинет, закрыла за собой дверь.
– Что случилось, Иван Сергеевич? Вчера прибегал Калюжный, сказал, что вы в Крепости заложили несанкционированный раскоп. Мы завтра собирались вас навестить. Это правда?
– Раскоп заложил, правда. Будем копать силами шахматного кружка, я только начал сам от скуки. Но вы Калюжному не верьте.
Он достал из портфеля открытый лист, положил его на ксерокс, снял копию.
– Всё по правилам – вот сам документ, вот вам копия. Сделайте отметку. Калюжный интригует, как водится.
– Как же ОАО, Иван Сергеевич? Они с вами?
– Мы тут разбежались, Оксана, вы наверняка слышали. Субсидирует работы «Стройтехника», будем искать первоначальную башню, под Никольской, я давно хотел проверить идею Маркштейфеля. Заодно проверим, там трещина по кладке ползет – что-то неладно с фундаментом, одним выстрелом двух зайцев убьем. Вы, конечно, можете приходить в гости, но погодите, начнем работы по-настоящему, я сам вас позову, хвалиться пока рано, нечем.
Оксана осмотрела лист, радостно вздохнула.
– Всё правильно, Иван Сергеевич, не первый год вас знаю, вы бы на самовол не пошли. Еще, может, помиритесь, для города ваша ссора – беда, и большая.
– С Маничкиным – ни за что, а с ОАО я особо ссориться не собираюсь, мне незачем. Только они, я слышал, хотят теперь с музеем сотрудничать…
Он многозначительно замолчал.
– Иван Сергеевич, и не говорите, я так переживала, когда узнала, что вы из музея ушли.
– Точнее, меня ушли, будем честными.
– Ну да, ну да, я это и хотела сказать. Но вы работайте, я на вашей стороне. Уф, прямо гора с плеч, нам только скандала не хватало.
– Скандал, понятное дело, будет, Маничкин так просто не
– Конечно, Иван Сергеевич, конечно, я так за вас рада! Мне говорили, вы в деревне зимовали?
– Написал книгу, сдал в печать, теперь на свободе – могу и покопать в свое удовольствие.
Оксану он успокоил, и это было важно, теперь она в Крепость не придет, будет ждать специального приглашения. Удалось усыпить ее бдительность, оставалось только надеяться, что Калюжный раньше времени в раскоп не полезет и пещеру не обнаружит. Значит, следовало изучить ее как можно скорее.
Мальцов успел зайти в хозяйственный, купил большой удлинитель на двести метров и дополнительный на сто, два тройника и три переноски – если подключиться к просвирне, маленькому домику за церковью, провода должно было хватить с избытком. Решил завтра же провести под землю свет. И пока отложил разговор с Бортниковым. Еще успеется, успокоил себя, партизанский схрон – не самый козырный ход, чутье говорило, что под землей при тщательном изучении найдется и кое-что поважнее.
6
Еще с вечера Мальцов легко договорился со священником – получил разрешение протянуть от просвирни на раскоп провод. Отец Павел лишних вопросов не задавал: Мальцов наплел ему, что свет нужен для расчистки кладки. Пока что удавалось сохранить свою пещеру в тайне. Он уже присвоил ее себе и так и думал о ней, как о «своей пещере», никого не хотел пускать внутрь раньше срока.
Утром, едва забрезжил рассвет, он быстро протянул провод от просвирни внутрь пещеры, развесил лампочки по верхам полок. Свет разлился по всему пространству, промытый в известняке грот стал выглядеть куда более внушительным, а главное, обрел цвета. Слежавшаяся глина, покрывавшая пол, была темно-зеленого цвета, известняк, в основном серо-синий, разделяли красно-коричневые и зеленые прожилки, как на праздничном торте. Кое-где поблескивали капельки воды и вспыхивали и гасли впаянные в известняк кусочки кварца, а кляксы просочившейся изнутри свода влаги своими удивительными очертаниями напоминали облака, их можно было разглядывать часами. Глаз следовал за трещинами над головой, упивался изощренной графикой сплетенных узоров, сложная стратиграфия отложившихся пород хранила историю сдавливания, борьбы каменных пластов за место упокоения на дне океана, когда главную роль в споре играли масса и удельный вес частиц оседающего вещества. Эта своеобразная летопись давно неживых процессов придавала пещере одновременно и мощь, и красоту.
В стесанной стене Мальцов углядел при электрическом свете вырубленные прямоугольные углубления-ниши и сразу понял их назначение: такие же делали в средневековье на дверных откосах, в них ставили подсвечник со свечой, чтобы, освободив руки, было удобно открывать дверной замок. Здесь ниши выполняли роль ламп – он насчитал двенадцать углублений и даже обнаружил следы старой копоти, подтвердившие его догадку: двенадцать светильников, расположенных на высоте полутора метров от плотно утрамбованного пола, когда-то разгоняли тут природный мрак. Под ними легко было представить ряд лежаков – двенадцать насельников в пещере? Или линия светильников освещала некий путь? Последнее углубление в прямоугольном проеме в самом углу пещеры походило на брошенный, недоделанный проход, ведший куда-то вглубь. Перевесил лампу ближе к проему и при ярком свете обнаружил, что проход действительно существовал, но был попросту заложен и наспех замазан зеленой глиной с пола. Отколупнул глиняную обмазку ножом – за ней скрывалась кирпичная кладка. Размеры кирпичей датировали закладную стенку пятнадцатым веком.