Крепость
Шрифт:
– Маничкина тоже привлечете?
– Иван Сергеевич, разве можно обойти городской музей стороной? Нет, никак нельзя. Он сделает часть работы, проведет планировку территории, расчистит завалы у стен для ваших раскопок, подключится потом, когда в Крепости откроется филиал музея. Он теперь поставлен на нужное место и не рыпнется, вы – глава научного совета. Пора забыть разногласия, время внесло коррективы, теперь надо действовать, и действовать сообща, и Маничкин это понимает. Одному мне никак не справиться с объемами, «Стройтехника», как вы знаете, занята производством,
– Не знаю, кто сказал такой трюизм, – буркнул Мальцов.
– Генри Форд сказал! Не знали? Подумайте – хорошее высказывание, верное! Я так живу, и я прав! Давно пора навести в городе порядок, но казна у меня не резиновая. А вот с помощью со стороны это становится возможным. Вы против? Вы еще сомневаетесь? В чем, Иван Сергеевич? Если Бортников дает слово, оно нерушимо, надеюсь, это ясно?
– Выходит, вы всё время знали, искали подходы, готовили слияние, мне говорили одно, другим – другое?
Бортников схватил со стола карандаш, повертел его и вдруг сломал и отшвырнул в сторону.
– Иван Сергеевич, не забывайтесь, я вас слишком уважаю, чтобы такое выслушивать. Я вам предлагал, с самого начала предлагал участие в общем бизнесе, и сейчас предлагаю, еще предлагаю. Напомнить наш разговор на охоте? Вы не понимаете в бизнесе, хорошо, хотите вести научную работу – да бога ради, вот и ведите ее, нам это нужно, мы и не отказываемся, флаг в руки, как говорится.
– Вы видели проект?
– Конечно, и очень красивый, и архитектор весьма уважаемый человек, забыл сейчас фамилию.
– Башни достроить, стену доложить, проездную башню восстановить, как часовню Иверской Богоматери на Красной площади?
– Что в этом плохого? Что плохого? Если на Красной площади в самом центре Москвы отстроили, почему мы не можем?
– Реконструкция Манежной площади и Иверская часовня закрыли доступ протестующим демонстрантам – это так, на всякий случай, для размышления. Да, это история, которую творим мы и сейчас! Но вы собираетесь строить большой пасхальный кулич, казино еще там откройте, очень романтично! Ни обмеров, ни даже представления, как выглядела Крепость, у нас толком нет. Против реставрации путевого дворца и дома губернатора я не возражаю, если всё пойдет правильно, их возможно восстановить в пристойном виде. А вот клюкву строить не дам! Каков общий срок работ?
– Года два, а при чем тут срок? Долгострой – дело дорогое, никто ковыряться не позволит, Ройтбург, знаете, шутить не любит.
– За это время можно только доложить и поновить, Степан Анатольевич, о научной реставрации тут и речи быть не может, а вы о ней говорите, напираете даже – всё, как укажут ученые! Поймите, полистайте книжки, съездите с Италию, наконец: весь мир старается консервировать памятники и руины, а не достраивать, лепя леденцы. В любом
Степан Анатольевич нажал на столе кнопку переговорного устройства, рявкнул в него: «Николая сюда!»
– Сейчас явится Николай, общайтесь с ним напрямую. Всё, что нужно, он предоставит. Кстати, как вам оклад в шестьдесят тысяч в месяц? Оформим задним числом, так что можете получить за май месяц.
Николай вошел в кабинет, пожал обоим руки и замер по стойке «смирно», глядя преданными глазами на шефа.
– Коля, проводи Ивана Сергеевича в бухгалтерию, пусть распишется в ведомости и получит шестьдесят тысяч рублей за май, господин Мальцов теперь у нас научный руководитель ЗАО «Деревскреставрация».
– Вы уже и общество успели зарегистрировать? – ошеломленно спросил Мальцов.
– Как же, всё по закону, Иван Сергеевич, всё по закону. Ну, идите с богом, всё будет хорошо и даже отлично, я вам обещаю.
– Нет-нет, Степан Анатольевич, – жестко остановил его Мальцов, – я не возьму от вас ни копейки, пока во всём не разберусь. Сперва – документы, деньги – потом, идет?
– О-о-о, узнаю несгибаемый характер Мальцова! Хорошо, изучайте, думайте, изложите соображения на бумаге. У вас два дня. Отказываетесь – обойдемся без вас. – Бортников не протянул ему руку, лишь кивнул головой в сторону двери.
Николай вышел за Мальцовым в приемную.
– Ну вы даете, Иван Сергеевич, вы, наверное, единственный, кто умеет спорить с Бортниковым, Степан Анатольевич это, поверьте, очень ценит.
– А толку, Николай, толку-то? Проект где?
– Проект, признаюсь вам, еще в министерстве, но я постараюсь раздобыть кое-что, пришлют по почте, и сегодня, крайний срок – завтра утром завезу. Но не тяните, пожалуйста, шеф загорелся, он теперь напролом пойдет, вы нам очень нужны, Иван Сергеевич, правда. И еще – Бортников своих не бросает, его обманывают, он – нет, за слова отвечаю.
– Ладно, – Мальцов сокрушенно покачал головой. – Цапались-царапались с Москвой и вдруг помирились. Черт знает что творится! Бескультурье, страной правят необразованные и алчные люди… Как им объяснить, что новодел – гроб, от него мертвечиной несет за версту? Вкуса, да-да, вкуса никакого, да и откуда бы он взялся, спрашивается.
– Зачем так, мы к вам со всем уважением, – затянул Николай.
– Короче, – оборвал его Мальцов, – поживем – увидим, договорились? Вы всё равно не поймете. Несите проект!
Выскочил на улицу из конторы, и крутилось в голове: предали, опять обвели вокруг пальца, спелись, поделили – и что, что делать? Лихачев умер, к кому бежать за подмогой? Изменило бы что-то, если б рассказал о подземном храме? Приостановило б их рейдерский пыл? Может быть, на год, а может, наоборот, подняли бы как знамя – смотрите, что у нас в Крепости есть, урра! Нет, слава богу, что не сказал, сначала проект, всё обдумать, и только бы не сорваться, только бы не сорваться… Маничкина, значит, привлекли, волки позорные, сперва подстрелили, теперь – милый друг!