Крепость
Шрифт:
В любом случае хорошо продумано: мотоцикл, поездка в одиночестве. Хитрая бестия этот Йордан! Это, наверное, здорово удивит Бисмарка. А душка Йордан не может в конце всего провалиться… — полная чепуха!
Что подвигает меня, собственно говоря, разыгрывать здесь героя войны? Можно было бы тоже раствориться в этой неразберихе. Водителю тоже понравилось бы, если бы мы уютно устроились где-нибудь вдали от фронта, и я просто высосал бы из пальца несколько сообщений, для необходимого в такой ситуации алиби. Но не хватало мне еще заговора с этим парнем!
Когда Руан остался далеко позади, водитель, поковырявшись в кармашке
Это плохонькие фотографии обнаженных натурщиц с картин в Лувре. Надо ли расстраивать его и сказать, что вот то, что у него в руках, является знаменитыми картинами, висящими на стенах известного музея?
Возвращая папку обратно, бросаю лишь одно слово: «Здорово!»
Прилив и отлив вздыбливают Сену до самого Руана. Во время прилива вода полностью поглощает длинные, низкие полуострова, пронзающие Сену с двух сторон. На обоих ее берегах едва различимы улицы. Вогнутые, вымытые скалистые уступы делят здесь течение реки, словно огромные стены. В этих стенах видны отверстия: темные штольни для складирования — по виду настоящие комнаты. Перед отдельными пещерами висят на веревках пестрые тряпки.
Вот пятнистые коровы. Их коричневые шкуры покрыты небольшими пятнами. Некоторые словно леопарды. Пасутся, наклонив головы. Резкий ветер бросает в лицо соленые капли: море заявляет о себе.
Ферма, белые здания с черными фахверками. Открытые выгоны на пастбищах: тяжелые балки, многослойные соломенные крыши. Рядом с проезжей частью стоят дома из красного кирпича, как в Мекленбурге. На выезде расстрелянный в пух и прах угловой дом.
ГАВР
В Гавре хочу сразу попасть в порт. В качестве провожатого беру с собой солдата-зенитчика. Однако и с провожатым мы основательно плутаем по разрушенным улицам. Нигде ни одного человека и не у кого спросить дорогу. Солдат, извиняясь, объясняет, что почти все улицы разрушены, а по новым обходным путям довольно трудно сориентироваться.
Повсюду разбомбленные здания. Зияющие бреши в жалких фасадах. Их огораживают временные заборы. На заборах предупреждающие таблички: «Неразорвавшаяся бомба».
Среди развалин, словно затерянный реликт давно прошедших времен стоит Hotel de Ville, здание XVI века.
Стреляют зенитки. Ну и ну! В небе, к счастью, обнаруживаю лишь одинокий вражеский самолет-разведчик. Все выглядит так, словно зенитки серыми облачками шрапнели стараются несколько разнообразить общий вид.
Попадаем в район современных зданий: притязательные административные здания трансокеанских служб стоят рядом с новыми зданиями складов на сером бетоне пирса. Башня с часами круто вздыбилась, словно перенесенная из какого-то итальянского города.
Видны также плавающие развалины: баржи из железобетона. Там, где в них попали бомбы, из разломов торчат ржавые прутья. Непостижимо, как эти гиганты держатся на воде. Вот из воды торчит только нос затопленной баржи. Различаю ее название: La Saint Vierge. Даже святое имя не защитило от попадания.
Гавр и без бомбовых ударов был довольно некрасивым городом. Здесь отсутствует живописность южных городов-портов. Все выглядит рассудительно, деловито. А то, что могло бы выглядеть
Выходим на свободную от развалин площадь. Взрывы раскрыли убогую внутренность жалких квартир. Выгоревший универмаг своим черным фасадом образует кулису, скрывающую черное запустение внутренних помещений. Витрины без стекол. Дверей нет.
«N’oubliez pas l’Oran!» — написано белым на каких-то руинах. Почему я не должен забыть Оран?
Проезжающие мимо на велосипедах полицейские орут что-то тупо стоящим людям, очищающим площадь от обломков. Те тут же оживают и в следующий миг исчезают из вида. Полицейские показывают жестами, что нам следует тоже уйти. Это длится до тех пор, пока я не осознаю, что сейчас здесь повезут неразорвавшуюся бомбу. О Господи! Из-за этого столько нервов?
В следующий миг появляется медленно едущий автомобиль — грузовик с открытыми бортами. Бомба лежит на двух деревянных чурках. Чушка весом килограмм в пятьсот!
Теперь мы уже не можем придерживаться выбранного маршрута, т. к. из-за гор щебня и мусора должны сворачивать то налево, то направо. Наконец выходим к какому-то пирсу, но вновь перед нами лишь мертвый бассейн порта, Отравленный переливающимися радужными масляными пятнами.
Этот порт, подсказывает мне моя карта, являет собой довольно сложный лабиринт. Он состоит их множества разделенных дамбами искусственных бассейнов, вдоль которых лежат параллельные улицы, соединяющиеся меж собой лишь редкими мостами. Эти мосты разрушены. Дорога к низине ведет сквозь горы металлолома. Приходится довольно часто плутать, чтобы продвинуться на сотню метров. Наконец упираемся в лежащий поперек дороги портовый кран. «Еще утром его тут не было!» — восклицает мой проводник.
Оставляю машину и дальше двигаюсь пешком. Но вскоре вынужден остановиться: мост, по которому я думал перейти, разводится в этот миг четырьмя мужчинами, крутящими огромные рукоятки. Надо ждать какое-то время. Словно прилежный студент наблюдаю их тяжелую работу.
Направляюсь к торчащим над крышами зданий мачтам, надеясь наконец-то увидеть открытое море. Но, добравшись до места, обнаруживаю вновь лишь мертвый безжизненный бассейн, в котором полно нечистот и мусора — и более всего разных бутылок. Мачты принадлежат двум позабытым и почти полностью затонувшим парусникам. Сгорая от нетерпения, буквально бегу по дороге. Она вся изрыта воронками от бомб. Несколько одетых в лохмотья детей клянчат у меня еду.
— Oe est donc la mer? — обращаюсь к какому-то старику. Тот удивленно смотрит на меня. Затем показывает руками налево, направо, Вперед и назад — оно везде!
Наконец, на западе вижу темно-серый мол, а над ним шириной в большой палец грязная серо-зеленая полоса становится шире и шире и вот превращается в пустынную неподвижную поверхность: то, что я искал — море.
Вода грязного светло-серого цвета, а, мол — темная полоса на фоне хмурого неба. Натыкаюсь на заграждения из колючей проволоки. Часовые у прохода в заграждении стоят неподвижно, как неживые. Галька шумно перекатывается под легкими ритмичными ударами волн.