Крепость
Шрифт:
— Mais vous n’etes pas Americains, — заикается крестьянин, и изо рта капает нить слюны.
— Non, mon vieux!
— Dommage — nous les avons donc rates. Je me ronge le coeur.
Крестьянин все еще держится настороже и пристально смотрит на меня снизу вверх. Указываю ему на «ковчег».
— C’est pour cela que nous sommes ici — vous comprenez? Nous chassons les Americains!
Вижу, как напряженно работает мозг крестьянина. Как он попытается все обработать и воспринять: Этот газогенераторный грузовик —
— Est-ce que vous avez un gazogene? — спрашиваю теперь старика. — Nous payons — meme le doub-le.
Он отвечает:
— Mais vous n’etes pas Franeais.
— Mais non. Qui e un gazogene?
— Le maire.
— Oe est-ce qu’il habite?
— Il est mon voisin, — произносит старик и показывает направление.
Бартль хочет напустить на себя воинственный вид и говорит:
— Allons!
Делаю знак «кучеру» следовать за нами тремя на «ковчеге».
Бургомистр дома. На его лице отчетливо виден страх. Все же он берет себя в руки и спрашивает:
— Allemands? Немцы?
— Mais oui! Pourquoi cela vous etonne?
— Parce que…
— Parce que?
— Des chars americains sont passes ici — il n’y e qu’une demie heure … mon colonel.
Эти его слова действуют на меня как удар поддых. Как говорится, дыхание перехватило. Впервые смотрю на мои часы и испытующе спрашиваю:
— Une demie heure?
— e peu pres…
— Tres bien.
Теперь ошарашенный мэр пристально вглядывается в меня.
— Un grand contingent?
— Mais oui, mon colonel! — Je dirais…
— Tres bien. C’est pour cela que nous sommes ici…
Почти вплотную приехали! Бургомистр тоже едва может понять это. Но надо бы еще прозондировать почву:
— Direction nord? — спрашиваю его.
— Mais oui! — поспешно подтверждает бургомистр.
Теперь он удивляется, как точно я все знаю. Разгаданный замысел дает победу тому, против кого он направлен! — хочу ответить ему — или что-то подобное, но правильные слова совершенно вылетели из головы. Потому изображаю все так, будто мы должны срочно следовать за врагом по пятам.
Бургомистр, кажется, очень обрадовался тому, что так легко отделался, и без обиняков утвердительно отвечает на мой вопрос, есть ли у него дрова для нашего «gazogene». А уж затем наступает обязанность Бартля и «кучера» следовать за ним в сарайчик во дворе, в то время как я стою на стреме.
«Кучер» широким жестом отдает бургомистру три старых мешка в обмен на новые, которые, как признался бургомистр, он для нас специально подготовил. Я все же хочу заплатить за дрова. Но бургомистр никак не желает принять оплату. И все равно отдаю ему несколько банкнот из моей толстой пачки.
— Mais c’est trop! — возражает бургомистр, однако теперь гораздо бодрее.
— Acheter des fleurs pour votre femme ou des jouets pour les enfants! —
Теперь это воспринимается как совершенно великолепная шутка. Банкноты исчезают в карманах мэра. Мы должны попробовать водку бургомистра. Старый крестьянин подтверждает глотательными движениями, что она хороша.
Отвечаю:
— Большое спасибо, но нам надо спешить.
И поворачиваюсь к своим бойцам:
— Давайте, давайте, уходим! — а в следующий миг залезаю на крышу «ковчега» с проворством опытного гимнаста, и кричу:
— Валим отсюда…!
Нам теперь даже машут руками — будто родственникам, которые находились в гостях.
Проехав с километр от деревушки, снова даю сигнал остановки. Бартль тут же выпрыгивает из кабины и стоит рядом с «ковчегом».
— Если Вы все еще не поняли, хотя и должны были уже, — объясняю ему с крыши вниз: — Мы следуем за Янками по пяткам. Так, по крайней мере, я это объяснил тем двоим. Они не должны думать, что мы бежим.
— А я тоже поверил…
— В церкви, Бартль. Верить можно только в церкви! Они для того и были построены: специально для этого!
Со старым чертовым болтуном я становлюсь властелином своего страха. При этом размышляю: А что мы будем делать, если подойдет еще и вторая группа янки? Остановиться ли нам и спрятаться в придорожных кустах? Или продолжать движение? Оставаться ли нам вместе или рассыпаться по отдельности, разбежавшись в стороны? — Будем ориентироваться по ситуации! говорю себе. Если такое и должно случиться, то уж конечно не в открытом поле, а, вероятно, где-нибудь между домами и кустарником.
Дорога делает несколько изгибов, и мне это нравится. А вот если бы сейчас нам навстречу вышел американский танк… То пиши пропало! Никто уж тогда не поможет!
— Где много собак — там зайцу смерть, Вы же знаете это! — говорю Бартлю.
— Наглость — втрое счастье — можно и так сказать! — бурчит Бартль в ответ.
— Таким Вы мне больше нравитесь! — «La realite depasse la fiction», мой дорогой Бартль. Ясно лишь одно: Здесь все становится настолько непредсказуемым, что и во сне не приснится. И теперь Вы должны приготовиться вести, по крайней мере, Вашу собственную «c’est la guerre», и это скоро вполне может произойти…
Бартль одаривает меня своим обычным скептическим взглядом.
— Да мне по барабану, господин обер-лейтенант! — выдает он, наконец.
После чего интересуется, как это я смог узнать в ошлепках на дороге жевательную резинку.
— Я видел точно такие же пятна в Риме, на мраморных ступенях — марки Wrigley!
— Вы были в Риме, господин обер-лейтенант?
— Да, сразу после экзамена на аттестат зрелости.
— Ну, так-то конечно, Вы знаете в этом толк, господин обер-лейтенант!
— Потому что я был в Риме после моего экзамена на аттестат зрелости?