Крещатик № 91 (2021)
Шрифт:
И тогда, наконец, рассмотрит предел, на котором запнулся.
…И снег не прекращается
Ненаписанное стихотворение повисло на руках свинцовой птицей. Не сдвинуться с места! Не взлететь! Птица то далеко, то близко… Она хранитель твоих следов на песке. В ее тени им обеспечена полная сохранность: очертания, влажность, температура (однако стали осыпаться следы… реставратор нужен… да, где его такого взять?)
От бесконечных планетарных волнений глина, песок, камни перемещаются друг в друга и наносят непоправимый вред воспоминаниям.
Они в какой-то момент своего озарения готовы тебя воссоздать, но не ту, которая есть, а ту, которая была с причудами говорить и двигаться по-птичьи. Ты одна из забытых птиц! Тебя
Ты жила всё это время только в моих предчувствиях, в запахах свежевыкошенной травы, в ночных шорохах комнаты. Но ты была… твое появление – моя ускоренная речь. Я с такой скоростью выпуливал слова, что никто не успевал разобрать и расставить их по местам. Накопилось столько неопознанных фраз, что любое совмещение с ними размывает границы привычных слов, и я сам становлюсь фрагментом слепящего луча. Вот и сейчас моя одежда почему-то светлее, чем Солнце, но где я в этом сиянии? Как обнаружиться? Как достояться в очереди к самому себе? Это всё из-за костюма! Где так удалось прифрантиться?
Прямо на улице подошел человек и предложил обменяться одеждой: «Ну как футболисты из разных команд в конце игры», но игры не было – или она должна только начаться, или…
Он обратил внимание на то, что мы уже несколько лет встречаемся с ним на одном и том же месте. Потом практически рядом проходим определенное расстояние и у сухого дерева, где обычно восседали птицы, расходимся в разные стороны. Если бы он не засвидетельствовал это событие, мне точно пришлось бы остаться без того, что последовало дальше.
Но вот я в его бледно-серой хламиде, а он в моем красно-желтом наряде. И наши жизни обнулились. Я почему-то пошел «домой» в его дом. Он… а куда подевался он? Его никто больше не видел, и птицы «отморозились». Это всё из-за меня. Мой костюм вроде компаса, ведет нового хозяина своими тропами, не желая этого и не надеясь на возвращение.
Из кармана достал ключи, открыл дверь, его жена и не заподозрила, что в доме чужой. Целый час ходил, бродил, разговаривал. Однако, когда при полном свете она всё-таки осмотрелась, бросилась бежать. Едва догнал, объяснил, что это временно, что, когда найдется муж, всё образуется. Сейчас я «вроде» приманки, мои вещи вместе с ним разыскивают нас. Его же – подают сигналы своему прежнему хозяину. Хотя… он же обменялся со мной прямо на улице, почему бы ему ни обменятся до нашей встречи с кем-то другим?
Звонок в дверь. Открываю. Стоит женщина.
– Верните костюм моего старшего сына.
– Я не знаю вас и, тем более, вашего мальчика.
Женщина настойчиво:
– Сегодняшнюю ночь мы с вами провели вместе. Утром по ошибке…
– Утром я проснулся в своей постели.
– Во внутреннем кармане пиджака диктофон, на нем записан мой голос, – сообщила гостья, – младшему ребенку нравится мамино пение. Он под него засыпает и просыпается.
– Вы певица?
– Да, я пою, даже если мне этого не хочется.
– Так вы сама себе тиран?
– От такого пения гораздо больше пользы.
В пиджаке действительно оказалась запись. Она зазвучала, едва я прикоснулся к технике, и растерянные в пространстве Луна и Солнце соединились.
– Таким голосом только поднимать мертвецов из гроба.
– Именно для этого я и пою, – она утерла слезы, – не могу слушать себя без волнения.
Где-то рядом из комнаты скорби выпорхнула стая птиц. Моя чужая жена сообщила, что два дня назад за стеною умер сосед, и пропела:
– Ему предстоит долгая жизнь, уж и не знаю, нужна ли она ему?
– Нужна, нужна, – утвердительно сказала соседка и захлопнула свою траурно-распахнутую дверь.
– Однажды прямо на улице, – продолжила певица, – Бабе-Яге вместо метлы подсунули рояль. Реальной Яге. Реальный рояль. Ее взгляд – испуганной нимфы – ожег меня до такой степени, что я стала петь: почему фигура святого Павла расположена по правую руку, на том месте, где обычно изображают святого Петра, а тот, в свою очередь, занял место святого Павла? Почему святой Павел облачен в одежду бело-желтого цвета, а святой Петр – в желто-красные одеяния? Почему мужчина и женщина у ног этих святых, возносящие молитву Богу, словно бы в Судный День, не обнажены или изображены в виде скелетов, как подобает воскресшим, а одеты
На космодроме ее голосом начинается предстартовый отсчет. О чем думается в такие минуты? Не о жизни, не о смерти, а как-то вообще – думается. Мысли без определенного значения, но от них исходит запах чего-то дальнего и уже совсем далекого. Здесь мысли и возникают по-другому, и не понимаются, а живутся, расходятся по всему телу, как известие о найденном кладе. Но об этом узнает не тот, кто ищет, а тот, кто рядом. Он-то и запоминает все подробности этой территории, где изо дня в день…
Вот ты и на космодроме, в своем желании улететь отсюда куда-нибудь, хоть на Луну. И там обустроить мир вчерашний. И поменять климат до неузнаваемости: весна на Луне, потом лето, осень, снег… всё ночное светило в снегу, в том самом, когда на санках вместе с детьми и наши собаки… (они переселились сюда с того самого времени, когда потерялись). И несмотря на то, что всё происходит в безвоздушном пространстве, мы дышим полной грудью! Кто накачал, надышал столько воздуха для этого мгновения? Память? Но это не твои воспоминания. Это проделки того, кто всегда перед глазами. Он так тщательно обустроил твои следы, что в каждом – живая кровь. Ее может не хватить для самого главного, когда скатишься с горки в лунное «Море Дождей», и снеговик…
Ты с детьми лепишь снеговика, и снег не прекращается.
Валентин Нервин /Воронеж/
Русский вопрос
Русь! куда несешься ты? дай ответ.
Родина
«Кому-то пальмы и песок…»