Крещатик № 93 (2021)
Шрифт:
– И ты иди отсюда, пьянь!
– Да я же…
– Иди!
Он развернулся и быстрым шагом ретировался. Хотелось пить.
Пачка сигарет легла на прилавок, вслед за ней звонко звякнула прозрачная чекушка.
– Тоыз жз жиырма, – скороговоркой бросила продавщица, худощавая пожилая казашка.
Костя оторвал взгляд от весело плещущейся водки, перевел на её хмурое лицо.
– Простите, я н-не понимаю, – пальцы заметно дрожали.
Она раздражённо вздохнула и повторила, повысив голос:
– Девятьсот двадцать!
Пять или шесть человек, столпившихся в магазинчике, нервно вздыхали,
– А с-сколько без с-сигарет? – он снова поднял глаза на кислеющее лицо продавщицы. Лицо это, смуглое и, в общем-то, по-старчески красивое, портило пигментное пятно на левой щеке. Это пятно раздражало чертовски. От него хотелось напиться ещё сильнее.
– Пятьсот шестьдесят.
Она убрала сигареты обратно в стенд. В резких, отрывистых движениях чувствовалось презрительное раздражение.
Он отсчитал деньги, высыпал на прилавок. Продавщица быстрыми движениями пальцев разметала по столу монеты, быстро сосчитала, выдвинула обратно двадцать тенге.
– Лишнее.
– А-а, – протянул Костя.
В углу, у прозрачной подставки под шоколадки, жвачку и прочее, стояла коробочка для садакa [2] . Внутри виднелась горстка мелочи и мятая купюра в пятьсот тенге. Нестрижеными ногтями он подцепил монету, дрожащими пальцами попытался сунуть в прорезь. Двадцатка выпала и зазвенела по полу.
2
Садака – мусульманское добровольное пожертвование.
В очереди кашлянули. Спиной чувствуя взгляды, он наклонился, стал искать на потёртом кафеле монету. В горле пересохло.
Её поднял какой-то волосатый юноша, ловко закинул в коробку. Поймал извиняющийся взгляд Хана, кивнул, прошёл к прилавку. Очередь облегчённо вздохнула и пришла в движение.
Константин схватил чекушку, прошёл пять шагов до двери, борясь с жаждой. Зазвенели колокольчики. Он спустился по лестнице, сделал два шага в сторону и сорвался. Выкрутил пробку, жадно присосался к горлышку. Холодная жидкость обдала жаром щёки, спустилась по горлу, потекла сверкающими ручейками из краёв рта. Только когда опустошил всю бутылку, залив водкой грудь и ворот рубашки, оторвался, выдохнул, задышал тяжело. Внутренний жар жёг лицо.
Кто-то стоял сбоку и смотрел на него. Костя обернулся, хотел уже нагрубить зеваке, но узнал давешнего юношу. Ему грубить было как-то неловко, и Хан весь внутренне сжался.
– Чего… чего тебе?
Мир стремительно размывался.
– Вот ваши сигареты.
– А?
Благодетель протягивал ему пачку сигарет, ту самую, на которую ему не хватило денег. Хан смотрел на неё тупо, с липким по дозреньем внутри, потом осторожно протянул руку и взял пачку. Незнакомец улыбнулся простодушной улыбкой, задержал взгляд на Хане, будто собираясь что-то сказать.
– Ч-что-то ещё? – осторожно поинтересовался Костя.
– Нет. Ничего. Простите, – незнакомец развернулся и ушёл.
Хан смотрел ему вслед, держа в опущенной руке нераспечатанные сигареты. В другой лежала пустая чекушка из-под водки.
2
«Однажды в погожий весенний день Малик повстречал на дороге нищего. Нищий являл собою ужасающий
– Вставай, брат. Возрадуйся, ибо кончились твои бедствия!»
Бродяга вставил пропущенную букву и снова полулёг на спинку кресла. Текст он правил уже четыре часа, и ещё четыре оставалось до истечения времени. Ночной тариф в компьютерных клубах, может, и был вреден для здоровья, зато выгоден для кошелька. Он, впрочем, не жаловался. И жить вечно не собирался.
«– Как же я встану, добрый незнакомец? – вопрошал нищий, задирая штанины. – Ведь встать я никак не могу.
Действительно, страшная картина открылась глазам Малика. Сиреневые язвы покрывали ноги попрошайки, и стекал из них вязкий желтоватый гной.
Но Малик не испугался, ибо пугаться не умел. Открыл он свою походную сумку и вытащил из неё пузырёк с жидкостью целебной, пожалованный ему шахом Торезмийским.
– Выпей это, брат. Я привез это лекарство из далёкой страны, оно поможет тебе.
– Не могу я этого сделать, добрый человек. Не стою я, жалкий червь, такой благодати.
Малик Странник не растерялся. Взяв оборванца за горло, он силой влил ему в рот содержимое склянки – всё, до капли. И случилось чудо – раны его зажили, будто и не было их никогда. Нищий, увидев это, встал и от радости заплясал, запел. Как же он пел! Не хуже соловья, надо заметить. Скоро послушать его собралась целая толпа. И посыпались к ногам бывшего попрошайки медяки и золотые, а тот всё заливался, прославляя чудо, прославляя доброго странника и саму жизнь.
Малик Странник улыбнулся, накинул на голову капюшон и скрылся в толпе. Опустевшую склянку он выбросил в кусты, ни разу не пожалев. Чудо-лекарство из далекой страны лечило все болезни, поднимало с постели умирающих, даровало зрение слепым и забирало боль у страждущих. Торезмийский шах пожаловал его Малику за раскрытие преступного сговора во дворце. Торезмийский шах не ведал, что Малик Странник не болел никогда в своей жизни».
Ночь была прохладна и освещена фонарями. Бродяга стоял поодаль от курящих неподалёку парней, смотрел на тусклые городские звёзды и вспоминал.
Вспоминал, как давно и далеко, в начале своего пути, повстречал в переходе бродячего музыканта. Пел он… чёрт, что же он пел?
А, точно.
С каждым шагом – всё дальше и дальше от выбранной цели,И ошибки мои всё мудрей и всё красивей.Сохрани Господь всех тех, кто в сердце моём укрыться успели,А точнее – пронеси их Хаос мимо камней [3] .3
«Вернуться назад», Василий К. & The K"urtens.