Крест и полумесяц
Шрифт:
Следы этой неопределенности были повсюду. Их встречали каменные завалы на перевалах и горных тропах, глубокие ямы с острыми кольями на дне, закрытые ворота селений. В воздухе царила настороженность и ожидание чего-то страшного. Несколько раз их даже обстреляли, видимо приняв за кого-то другого.
Спокойно вздохнуть они смогли лишь у ворот родового села. Здесь им точно ничто, и никто не угрожало.
— Он вернулся! Люди, он вернулся! — вдруг прорезал горный воздух чей-то радостный вопль. — Вернулся, вернулся, — уже скандировали десятки голосов. — Вернулся, вернулся, — к крикам присоединялись новые голоса.
Его узнали, облегченно выдохнул Ринат и приветственно покачал рукой.
Сразу
Партия войны обиды не простила. Все запомнила и затаилась. Когда же настал удачный момент, нанесла свой удар. Едва хан Джавад поднял голову и вылез из своего убежища, со всего Кавказа к нему потянулись отчаянные абреки. Потирая руки и проклиная мир, они вспоминали старые добрые времена, когда можно было, ни на кого не оглядываясь, пойти в набег на русских. Причмокивая губами, рассказывали друг другу о покорной красоте русских наложниц, которая так ценилась у османских работорговцев; о хорошем оружии воинов белого царя, которое им сейчас очень бы даже пригодилось.
Теперь уже становилось абсолютно ясно, что просто так выкорчевать войну из жил горцев не удастся. Может быть со временем, но не сейчас. Этой части тех, кто десятилетиями ходил в набеги и не мыслил для себя иной жизни, Ринат в лице имама Шамиля ничего не дал и, даже не пообещал. Нужно было оставить какой-то канал для выплеска этой первобытной энергии Кавказа.
Огромной ошибкой было и то, что он Ринат не учел резкое падение доходов крупных работорговцев. Выступив резко против этой деятельности, по сути ломал экономический уклад целых поколений горцев, у которых вся жизнь была заточена именно на добычу и продажу рабов.
—…Война наша суть, господин, — оглаживая бороду говорил один из старейшин и остальные, соглашаясь, дружно закивали. — Так жили наши отцы и деды, отцы наших отцов и дедов, их отцы и их отцы. В этом наша сила… Мы воины и наши сыновья воины, и их сыновья будут воинами. По-другому здесь не выжить.
Во время разговора старейшин Ринат продолжал молчать, лихорадочно обдумывая создавшуюся ситуацию. Кавказ начинал реально полыхать огнем восстаний, грозя похерить все, что ему удалось достичь за прошедшее время. Ерзая на мягкая шкуре, он чувствовал себя пожарным, которые тушил один пожар за другим, но все равно не успевал остановиться распространение огня. Нужно было срочно придумать что-то радикальное, пока не начнут действовать его «мирные» проекты. Со временем, когда жизнь на Кавказе станет сытнее, завертится экономика и в его новых школах подрастут новые кадры, произойдет поворот. Сейчас же не учитывать фактор войны просто физически невозможно.
Только Ринат осознавал и другое. Как никто из живущих в этом времени, он понимал, что долго такая анархия на южных границах Российской империи не продлиться. Десятилетие
— Хорошо… — вдруг подал голос Ринат после продолжительно молчания. — Если воинам нужна война, набеги и добыча, значит, нужно все это дать им.
На нем тут же скрестились удивленные взгляды. Как же так, недоумевали старейшины и его друзья? Ведь совсем недавно их имам был категорически против этого.
— Османов или персов будем воевать. Они чай будут по-богаче русских лапотников. До них тут рукой подать. Знаете каков жирный османский и персидский гусь?
Надо было видеть ту степень изумления, которая была нарисована на лицах сидевших. Пожалуй слово «охренеть» наиболее точно передавало их состояние и, главное, ощущение в этот самый момент. Ведь он предлагал нападать на осман, то есть на Османскую империю. Для них это было немыслимо. Османы далеко, а русские под самым боком. Османы — единоверцы, а русские — кяфиры. С Персией тоже не все так просто. Как, вообще, можно на турок или персов войной идти?
— Чего тут сомневаться? Живут они близко. С гор только нужно спуститься и окажешься у них. У границ наших земель сразу десяток крупных торговых городов находится. Добыча просто на земле лежит. Подходи и бери ее, — продолжал излагать свой план Ринат. — У русских по границе находится одна голытьба да казаки с ружьями. Зачем в бою с ними гробить наших сыновей? Кому от этого будет лучше? Хотите добычи, так вот вам добыча! Спуститесь с гор и берите ее голыми руками!
Ответов ему было молчание. Сложно, видимо, было старейшинам столь быстро переварить все это. Такие вопросы требовали неспешного разговора, долгой игры в молчанку.
— Я сам лично поведу первый отряд за добычей, когда хан Джавад получит по заслугам. Думаю, немало воинов откликнуться на мой призыв, — в заключении произнес Ринат, подталкивая старейшин хоть к какой-то реакции. — Но сначала разберемся с этой собакой.
[1] Штафирка — штатский, невоенный, человек. Употребляется с презрительным оттенком.
[2] Курджум — мешок средних размеров с лямкой, применявшийся в ряде азиатских стран для переноски вещей наподобие современного рюкзака.
Глава 3
Не говори Богу о своих планах, чтобы не рассмешить его
Родовой аул имама Шамиля после того, как он объявил карательный поход против клятвопреступника и убийцы хана Джавада, напоминал собой разворошенный палкой муравейник. И без того довольно крупное селение, сейчас выросло еще больше. По самым скромным подсчетам численность его населения увеличилась в два, а то и три раза. Внутри крепостной стены и за ее пределами раскидывались все новые и новые шатры, в которых селились прибывающие воины. Каждый день селение принимало двадцать — тридцать мюридов. Иногда прибывали и более крупные отряды, численностью в сто и более штыков, которых нужно было устроить, поставить на довольствие и пристроить к делу. Много сотенная орава здоровых мужиков с оружием и бурящим в крови адреналином не могла сидеть на одном месте и долго оставаться без дела. Все эти и многие другие вопросы требовалось решать незамедлительно, иначе нарастающий хаосу мог всех и вся захлестнуть с головой. Словом, было отчего болеть голове и у самом имама, и у его ближайших сподвижников.