Крест в круге
Шрифт:
Поздним вечером дома, допивая на кухне ледяной кефир, Вадим устало произнес:
– Похоже, существуют подлинные документы, подтверждающие, что «Националь» в начале века был кому-то завещан.
Матвей и Наталья Владимировна переглянулись.
– Это что же, – спросила она с явным любопытством, – могут найтись наследники?
Вадим сделал последний глоток прямо из пакета и покачал головой:
– Вряд ли… Столько лет прошло…
– Всякое в жизни бывает, – глубокомысленно возразил Матвей. – Может, и сыщется кто-нибудь. Кусочек уж больно лакомый… Такой даже на старости лет не помешает. Мне вот – седьмой десяток, а я чувствую, что только-только жить начинаю.
И он вдруг расхохотался.Вадим любил ночные дежурства. Когда затихала удалая ресторанная жизнь отеля и последние гости разбредались по номерам, наступало безмятежное время предутренних раздумий и мечтаний. Вадим любил бродить по этажам уснувшего здания и мечтать о том, как изменится его жизнь, какой яркой, полной смысла и увлекательных открытий она станет, когда он вновь вернется в профессию.
«В конце концов, – размышлял он, – существует много хороших специальностей, которые гораздо ближе мне по образованию и способностям и в то же время приносят сносный доход. Не может такого быть, чтобы мир вдруг поделился на торгашей и охранников. Не бывает так, чтобы профессия кормила лишь на рынке да в отеле».
Вадим был благодарен новой работе. Но она его угнетала.Было десять часов вечера. Дежурство только-только началось, а бар «Александровский» на первом этаже стремительно наполнялся посетителями. На свою вахту, как обычно, заступили и девочки. Сегодня их было три. Касатонов лично проинструктировал каждую и усадил в разных концах бара за столиками. К одной из них сразу подсел худощавый улыбчивый итальянец из люкса на третьем этаже. Касатонов удовлетворенно щелкнул пальцами: ночь обещала быть прибыльной. Если девочку «снимали» в самом начале вечера, она могла потом, отработав несколько часов, вернуться на свое место за столиком и «сняться» по второму кругу.
Через час на одиннадцатый пост у центрального входа заступил Вадим.
– Поглядывай
Такое действительно бывало. Вадим вспомнил, как неделю назад к нему подошел темнокожий гость и, смущаясь, на булькающем, рассыпчатом английском попросил пригласить к нему в номер проститутку.
– Но у меня только сто долларов, – предупредил он.
Вадим вызвал по рации Касатонова. Тот, нимало не тушуясь, оценивающе оглядел негра с ног до головы, словно намереваясь заказать ему гроб, и расплылся в улыбке:
– Вадька, переведи ему, что за сто баксов он получит девочку только на… полчаса.
Вадим перевел, стараясь не смотреть в глаза африканцу. Тот задумался на мгновение, словно переставляя в голове местами некие математические формулы, и кивнул:
– О’кей.
Проводив взглядом его угловатую фигуру, Касатонов быстро выдал решение:
– Вызывать кого-то из наших – смысла нет. Нужно пойти через дорогу к гостинице «Москва», снять там хохлушку за пятьдесят баксов, привести в номер к этому смуглому товарищу и таким образом заработать свои пятьдесят.
И он выжидательно уставился на Вадима.
– Я… не пойду, – тихо ответил тот.
Касатонов оскалился.
– Брезгуешь? Молодца. А бабло потом получать вместе со всей сменой не брезгуешь?
Вадим отвернулся.
– Ладно, – усмехнулся Касатонов. – Я сам схожу. Но тебе предстоит поработать переводчиком.
Через двадцать минут он привел в отель простоватую веснусчатую особу с пышным бюстом и добродушными, почти детскими глазами. Пока поднимались в номер к африканцу, Касатонов деловито инструктировал девушку:
– Значит так: зайдешь ровно на полчаса. И ни минутой больше. Я лично об этом позабочусь. Клиент даст тебе сто баксов. Половину отдашь нам. Все поняла?
Девушка благодарно поморгала и закивала так усердно, что, казалось, с ее широкого лица вот-вот, как пудра, осыпятся веснушки.
Перед дверью в номер Касатонов еще раз окинул взглядом свой «товар» и приказал:
– Стучи.
Девушка поскреблась в дверь и через секунду, увидев на пороге иссиня-черного африканца, невольно отпрянула назад:
– Що же вы не казалы, що вин негр?
Касатонов, не переставая улыбаться разом вспотевшему от возбуждения гостю, толкнул девушку в спину:
– Вперед, сучка…
Когда за ними закрылась дверь, он посмотрел на часы:
– Через тридцать минут, Вадим, постучишься в номер и скажешь заветную фразу из старого фильма про Золушку: «Ваше время истекло!»
И Касатонов заржал так, что в номере африканца что-то обрушилось.Через полчаса довольная хохлушка покинула номер.
– Вин ничого не успев, – хохотнула она, протягивая своим провожатым пятидесятидолларовую купюру.
– Жадность фраера сгубила, – резюмировал Касатонов и подмигнул Вадиму.
Точь-в-точь как Груздев.Вот почему его сегодняшнее предупреждение звучало очень правдоподобно.
– Посматривай за каждой, – повторил он. – Я вернусь на одиннадцатый через два часа.
И Вадим остался на центральном входе. Он потоптался на площадке между лифтами, перекинулся парой фраз с белл-боем, скучающим за своей конторкой, отразился бесчисленное количество раз в желтоватых витринах ювелирной лавки, мысленно определяя стоимость каждого украшения, облокотился на перила лестницы, ведущей к банкетным залам, и погрузился в обычные раздумья и мечтания.
Через десять минут в рации зашуршало:
– Одиннадцатый, смотри: «левая» барышня прошла в отель и, по-видимому, собирается занять место в «Александровском».
Вадим тут же увидел ее. Красивая темноволосая девушка в простеньком, но элегантном платьице, удивительно подчеркивающем ее ладную фигурку, в нерешительности остановилась на площадке перед лифтами. Она с любопытством всматривалась в урчащую, благоухающую дорогими духами и винами утробу «Александровского» бара.
Вадим приблизился к незнакомке, преграждая ей путь в ночное кафе.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – Эта фраза должна была звучать строго, а не участливо.
«Залетных» проституток, которые могли составить конкуренцию «местным», в отель старались не пускать. Если каким-нибудь хитрым девицам удавалось прошмыгнуть в кафе, их выискивали за столиками и вежливо, но настойчиво выпроваживали вон. С наиболее упрямыми «рецидивистками» не церемонились. Их под любым предлогом выуживали из-за стола и уводили служебными коридорами в помещение еще не открывшегося кафе «Венское». Там уже почуявшую недоброе проститутку запугивали окончательно.
– Ты плохо понимаешь родную речь? – интересовались у нее, сдавив ей горло и придерживая за волосы стальной хваткой. – Следующее появление в отеле закончится для тебя госпитализацией!
После этого грозного обещания девушку бесцеремонно выталкивали во внутренний дворик между «Националем» и гостиницей «Интурист», а следом выбрасывали на черный асфальт ее сумочку. В таких сумочках обычно хранились главные доказательства ее профессии – разноцветные блестящие упаковки с презервативами.
Только в одном случае было невозможно воспрепятствовать проходу «залетной» в отель – если она шла в сопровождении гостя. Практичные иностранцы быстро смекнули, что гораздо дешевле снять девочку на улице – возле гостиницы «Москва» или на проезжей части Тверской, – чем тратиться на «отельных», сначала за угощение в баре, а потом за услугу. Цены действительно отличались на порядок. «Уличная» проститутка стоила не больше пятидесяти долларов, «отельная» же обходилась почти в пятьсот.
Службе безопасности «Националя» пришлось срочно изобретать противоядие этой порочной иностранной расчетливости. Девушек, прошмыгнувших в отель в сопровождении гостя, терпеливо подстерегали на выходе. Оператор смены не переключал монитор, отслеживая, когда девица покинет номер. К центральному входу на всякий случай подтягивался еще один сотрудник свободной смены. Девушку останавливали на выходе из отеля и без всякого предлога препровождали в операторскую. Там коварную рецидивистку обыскивали с тщательностью собирателей пазлов и отбирали у нее все заработанные деньги.
Очень скоро «залетные» перестроили тактику. Они стали просить своих клиентов, чтобы те провожали их до выхода из отеля. Столкнувшись с этой новой циничной уловкой, служба безопасности придумала в ответ свою. Ошеломленного гостя, арендующего в «Национале» люкс или шикарные апартаменты, никогда не помышлявшего, что в пятизвездочном отеле с ним может произойти что-то подобное, останавливали на выходе у дверей вместе с его «залетной» подружкой. Там вежливо, на отвратительном английском, ему объясняли причину внезапно возникшего неудобства:
– Простите за беспокойство, но мы вынуждены задержать вашу спутницу.
– А что такое? – волновался гость. – Какие-то проблемы?
– Похоже, что это так, – со вздохом отвечали ему. – И нам неприятно, что вы оказались замешанным в эту историю.
– В историю? – еще больше нервничал иностранец. – В какую, позвольте спросить?
– У нас есть основания считать, – невозмутимо поясняли ему, – что эта девушка похожа на известную проститутку-мошенницу. Мы настоятельно просим вас вернуться в номер и проверить, все ли ваши вещи на месте. А мы пока установим ее личность.
– У меня все в порядке с вещами, – отвечал гость, но уже менее уверенно.
– Хорошо, если это так, – кивали ему со вздохом. – Но вот у других гостей – совсем не в порядке.
Сбитый с толку иностранец, поколебавшись, возвращался в номер, а девицу уводили в операторскую.– Я могу вам чем-нибудь помочь? – повторил Вадим, преграждая незнакомке путь в кафе.
Девушка посмотрела ему в глаза, и он почувствовал, что почему-то оробел. Слова прозвучали без нужной строгости. Скорее – доброжелательно. Два черных солнца вспыхнули перед его лицом и сожгли дотла всю его напускную суровость. Он растерялся. Незнакомка была не просто красива – она ослепляла и завораживала одним только взглядом.
– Я хотела бы поговорить с кем-нибудь по поводу возможной работы в этом отеле, – улыбнулась девушка. – Меня зовут Лика.
– Лика… – повторил Вадим, пытаясь собраться с мыслями. – Почему же вы выбрали такое неподходящее время для трудоустройства? Уже поздно, и в отеле из руководства никого нет.
Незнакомка пожала плечами:
– Я просто проходила мимо… И на всякий случай зашла.
– Вы не москвичка? – зачем-то поинтересовался Вадим.
– Я из Тирасполя, – охотно ответила девушка, – и в столице совсем недавно. Пока живу у подружки в Текстильщиках. Знаете, где это?
– Тирасполь или Текстильщики? – уточнил Вадим, понимая, что начинает выглядеть смешно.
Словно прочитав его мысли, Лика рассмеялась.
– А что вы умеете? – осторожно спросил он. – В смысле, какой профессией владеете?
– Уверен, – перебил внезапно возникший перед лифтами Касатонов, – что девушка умеет многое…
Вадим окончательно стушевался. Он бросил беспомощный взгляд на удивленно замолчавшую незнакомку и пробормотал:
– Девушка ищет работу.
– Я догадался, – гадко улыбнулся Касатонов, не сводя глаз с Лики. – Пойдемте, дорогая моя, побеседуем. Возможно, я смогу вам помочь.
Лика безбоязненно последовала за ним через бар к дверям, ведущим в служебный коридор. По пути она оглянулась и подарила Вадиму благодарную и нежную улыбку. Он еще долго стоял в оцепенении, не сводя глаз с закрывшейся за ней двери.В гулкой и пыльной тишине кафе «Венское» Касатонов прошелся, петляя, между столиками, выбрал самый удобный и снял с него стулья.
– Что здесь будет? – спросила Лика, с интересом оглядывая помещение. – Кафе?
– Кафе, моя хорошая, – подтвердил Касатонов, расстегивая брюки. – Заведение, в котором тебе, может быть, предстоит работать.
Он нетерпеливо притянул девушку к себе, скользнул обеими руками под платьем вверх по ее ногам, зацепил пальцами трусики и, опрокинув ее на стол, стащил их одним ловким движением.
Через несколько минут кто-то с силой дернул дверь служебного входа и громко забарабанил в нее кулаками.
– Володя! – послышался глухой голос Вадима. – Открой мне! Открой, слышишь?
– Убирайся! – отозвался Касатонов, тяжело
– Открой! – Вадим остервенело дергал запертую дверь. – Отпусти ее! Оставь! Она не проститутка!
В зале закрытого кафе что-то гулко стукнуло, будто кто-то задел стул, послышались голоса. Один – женский – говорил тихо и отрывисто. Второй – принадлежащий Касатонову – громко и сочувственно:
– Слабовата… Потренируйся, моя хорошая, и приходи через год.
Хлопнула входная дверь, и на несколько минут в кафе воцарилась тишина. Потом Вадим услышал, как скрипнула задвижка стальной перегородки, в которую он стучался, и на пороге возник Касатонов. Он не спеша заправил рубашку в брюки и сложил руки на груди:
– Ты чего ломишься? Невмоготу, что ли? Бабу захотелось?
Вадим оттолкнул его и ворвался в зал пустого кафе. Здесь было пыльно и душно. Собранные в кучу столы щетинились ножками перевернутых стульев, и только в самом дальнем углу блестела обнаженная, отполированная чьими-то телами столешница. На полу под ней валялся пиджак Касатонова.
– Негодяй! – Вадим задыхался от ярости. – Ты изнасиловал ее! Ты оскорбил хорошую девушку!
– Изнасиловал? – насмешливо переспросил Касатонов. – Ты в своем ли уме, историк? С каких это пор, когда женщина сама залезает под мужика, это называется изнасилованием?
– Врешь! – крикнул Вадим, пиная скомканный пиджак. – Она не проститутка!
– Да? – удивился Касатонов. – А кто же она? Налоговый инспектор? – Он поднял с пола пиджак, отряхнул его и, зло скривив губы, процедил: – Ты, Григорьев, еще пожалеешь о том, что полез не в свои дела. Тебе где сейчас нужно находиться, а?
Но Вадим не слушал его. Он опустился на стул и запустил пятерню в свои волосы:
– Как я мог позволить тебе пойти и надругаться над этой девушкой?! Почему сразу не бросился за вами вслед?!
Касатонов прищурился:
– Ты что, ее знаешь?
– Мне кажется, – тихо ответил Вадим, – я знаю ее очень-очень давно… Даже раньше, чем сам появился на свет. Я почувствовал в ней… что-то родное.
– Вот как? – усмехнулся Касатонов. – В таком случае, в твоей родне – шлюха! Ты ее очень плохо изучил за эти десятилетия. Она запрыгнула на меня, как тигрица, и стонала и визжала от удовольствия. А еще – от желания угодить моим прихотям и в итоге… получить работу.
Он взял со стула женскую сумочку из белой, гладкой кожи.
– Ты отобрал у нее сумку? – опешил Вадим.
– Дурак! – устало проворчал Касатонов. – Она ее просто забыла. В пылу доставленного удовольствия… На, полюбуйся, слюнтяй.
С этими словами он перевернул сумочку и вытряхнул ее содержимое прямо перед Вадимом. По столу запрыгали пластиковые пузырьки, цилиндрики с губной помадой и карандаши. Деловито и тяжело вывалились пудреница и блокнот. А поверх всего этого безыскусного набора просыпались густым фольговым дождем знакомые разноцветные квадратики.
– Десяток презервативов разного размера, – весело констатировал Касатонов и наклонился к самому уху Вадима: – Не много ли порядочной девушке на один вечер, а, историк?Вадим не мог оправиться от потрясения.
«Неужели я ошибся? Неужели эти прекрасные, волшебные, искренние глаза – всего лишь испытанное оружие проститутки?»
До самого утра он не находил себе места. Слонялся по отелю, спотыкаясь на покрытых ковровыми дорожками ступеньках, выходил на улицу и подставлял лицо теплому дыханию ночной Москвы. Он не мог выбросить из головы чудесное видение. Мгновение за мгновением, словно кадр за кадром на замедленной кинопленке, он прокручивал в памяти каждый поворот ее головы, каждый жест, каждое слово. Вот она остановилась в нерешительности, вот встала вполоборота. Вот вспыхнули интересом и симпатией два жарких черных солнца. Вот она улыбнулась так, что сжалось в сладком трепете сердце…«…Но все это – фальшь. Яичница, поджаренная на бенгальском огне. Обычный червяк для глупого карася. Она – проститутка! Женщина, торгующая любовью!»
В восемь утра на дежурство заступила новая смена. Вадим вышел из отеля в еще не проснувшийся и подернутый сырой, туманной поволокой день. Он спустился в метро и смешался с молчаливо-угрюмой толпой бредущих на работу людей.
Только сейчас он вдруг заметил, что держит в руках белоснежную сумочку из гладкой, как лед, кожи.
«Зачем я ее прихватил? Что я собираюсь делать, глупец?»
Вадим хитрил сам с собой. Он уже несколько часов назад знал, что собирается делать. Первая же страница в зеленом блокноте провокационно корчилась в торопливых карандашных пометках: «Текстильщики, улица Люблинская, Таня Мухина».
«Сейчас выйду из вагона, перейду через зал и поеду в обратном направлении. Сумку нужно оставить в отеле. Она ведь может за ней вернуться…»
И Вадим похолодел. Мысль о том, что Лика может вернуться за сумочкой в отель, ужаснула его.
«Она придет, а я ее даже не увижу! Не встречусь с ней взглядом, не скажу небрежно: «Что-то забыли? Будьте в следующий раз внимательны даже в порыве «доставленного удовольствия»…
Что за бред я несу? Я же повторяю слово в слово за пошляком Касатоновым! Нет, не то… Я бы сказал ей небрежно: «Здравствуйте, Лика… Вы опять на работу пришли устраиваться? И днем тоже?..»
Это чудовищно!.. Я становлюсь похожим на мелочного и склочного интригана!.. Нет, не так…»
Он вышел из вагона и сделал пересадку на Люблинскую линию. А еще через двадцать минут вышел в Текстильщиках.
Люблинская улица, казалось, вытекала прямо из метро и бежала рекой торопливых авто по длиннющему руслу к устью строящегося нового микрорайона Марьино.
Вадим быстро нашел нужный дом, разобрался в беспорядочной мозаике подъездов и уже протянул руку к кнопкам домофона, как вдруг отдернул ее, словно боясь обжечься. Сердце бешено заколотилось и в горле что-то царапнуло сухо и горячо. Ему стало страшно. Он поймал себя на мысли, что боится не только заговорить с ней, но даже услышать ее голос.
«Я просто проходила мимо, и на всякий случай зашла…» – вспомнил он и скривился в горькой усмешке.
– На всякий случай…
Вадим опять терзался в сомнениях. Он уже жалел, что не послушался себя и не сделал пересадку в обратном направлении. Лика преспокойно забрала бы свою сумочку у новой смены. Возможно даже…
Он похолодел.
«Возможно даже, она опять постаралась бы «устроиться на работу»!»
– Вы будете заходить? – услышал он над ухом и вздрогнул. Женщина средних лет, поджав губы, терпеливо ждала результата его колебаний.
– Что? – растерялся Вадим.
– Я говорю: будете заходить в подъезд? Если нет – пропустите меня к домофону. Я не могу так долго ждать.
Подстегнутый внезапной необходимостью принимать решение, он быстро нажал нужные кнопки на обшарпанной панели. Через мгновение в динамике что-то щелкнуло, и приятный девичий голос спросил:
– Это ты, Сашка?
– Да, – машинально ответил Вадим, оглядываясь на женщину с поджатыми губами. – То есть нет. Это… Я пришел, чтобы отдать… Словом, мне нужна Лика.
– А она спит, – ответил голос в динамике.
– Вот и хорошо, – кивнул Вадим. – Я не стану ее будить. Отдам вам сумку – и все.
– Какую сумку? – поинтересовалась девушка в домофоне.
Она не спешила открывать дверь и, по-видимому, вообще никуда не спешила. И это понял не только Вадим, но и шуршащая от нетерпения женщина за его спиной. Она подалась вперед всем телом, оттесняя грудью незадачливого визитера, и проорала в щель динамика:
– Хватит болтать! Из-за вас нормальные люди домой попасть не могут!
Несмотря на то что под «нормальными людьми» женщина совершенно очевидно имела в виду себя, невозмутимый голос в динамике отреагировал по-своему:
– А кто ему мешает? Пусть идет домой…
В этот самый момент входная дверь распахнулась, и из подъезда неторопливо вышла пожилая пара. Путь был свободен, и Вадим юркнул в парадное.– Это я вам звонил снизу, – промямлил он, ошеломленно разглядывая блондинку лет двадцати пяти, с мокрыми волосами и в домашнем халате, открывшую ему дверь. – Понимаете, сегодня ночью Лика заходила в отель «Националь» и забыла там свою сумочку. Вот она.
– Такая забывчивость не в ее характере, – покачала головой блондинка, когда Вадим уже сидел на кухне, положив руки на липкую клеенку, словно собираясь сдавать кровь на анализ. – Лики не было всю ночь, она пришла под утро, когда я еще спала, а теперь – сама спит. Мы с ней сегодня в противофазе… – И девушка засмеялась коротким, нервным смешком. – Меня, кстати, зовут Таней, – добавила она, ставя на плиту чайник. – Кофе будете? У меня, правда, только растворимый.
– Спасибо. – Вадим встал. – Я зашел только на минутку. Сейчас сам поеду отсыпаться. У меня была ночная смена.
Татьяна понимающе кивнула:
– Понятно. А Лика вам, значит, приглянулась?
– Приглянулась? – переспросил Вадим. – Она мне… понравилась.
– Лика всем нравится, – проворчала блондинка. – А я, между прочим, ничуть не хуже. – И она откинула назад влажные волосы, чтобы Вадим смог сам убедиться в правоте ее слов.
– А вы с ней… коллеги? – осторожно спросил он, пожадничав отпустить комплимент.
– В некотором роде, – неопределенно ответила девушка.
Вадим помолчал, наблюдая, как она насыпает кофейные гранулы себе в кружку.
– Ну, я пойду, – сказал он. – Всего вам доброго.
– И вам не хворать, – кивнула Татьяна.
На пороге он вдруг замешкался:
– Простите, а можно взглянуть на нее?
У блондинки расширились глаза.
– На кого? – шепотом спросила она.
– На Лику. Я ее не разбужу.
Татьяна озадаченно уставилась на гостя.
– Вы что… извращенец?
– Всего доброго. – Вадим повернулся, чтобы уйти.
– Ладно, – великодушно протянула блондинка, – идите, смотрите… Денег с вас взять, что ли?..
Лика спала на животе, отвернувшись к стене. Ее темные волосы разметались по подушке. Вадиму был виден ее затылок, краешек щеки и розовое, прозрачное ушко. Он несмело наклонился над спящей девушкой и, плохо соображая, что делает, тихонько притронулся губами к ее щеке. Лика быстро повернулась на подушке и открыла глаза. Вадим отпрянул и похолодел, застигнутый на месте преступления. Два черных солнца непонимающе смотрели на него, а он словно оцепенел, завороженно застыв под ее взглядом. Ему хотелось провалиться на месте или убежать, но он даже не шелохнулся. Они смотрели друг на друга целую вечность, целую написанную кем-то жизнь, за которую можно было успеть встретиться, полюбить, расстаться, опять встретиться и вновь расстаться – навсегда.
Лика медленно закрыла глаза и утонула в своем недосмотренном сне. Два черных прекрасных солнца погасли.
«Прощай, – подумал Вадим. – Наша жизнь пишется не нами…»
И он ушел.Глава 3
Для Вадима потянулась череда похожих друг на друга недель и месяцев. Дневные дежурства сменялись ночными, мелькали, как электрички, «отсыпные» и выходные, а за ними – опять дежурства. На Москву тяжелым, сырым одеялом упала осень.
– Что-то ты бледненький какой-то, – причитала тетя Наташа. – Устаешь, наверное, на работе своей охранной…
Вадим не уставал. В своих дневных и ночных дежурствах он как раз не находил никакой трудности. И тяготился своей праздностью. Последние полгода он засыпал и просыпался с одной только мыслью: