Крест в круге
Шрифт:
На следующий день Колька Круту попал в больницу с переломом ключицы и выбитыми передними зубами. А еще через день в квартире Бесарабов появился участковый.
– Пойдем со мной, парень, – кивнул он Ивану и вздохнул: – Сам себе жизнь исковеркал.
Лика на всю жизнь запомнила тот жуткий, дождливый вечер. Брат взял ее за плечи и, глядя в глаза, повторил тихо:
– Ты – женщина. Никогда об этом не забывай, сестренка…
Ему дали два года.
Выйдя на свободу, Иван опять получил срок. И опять… И опять…
Участковый оказался прав. Ликин брат исковеркал свою жизнь, но ни тогда, ни потом никто не слышал от него слов раскаяния или упреков.
– Ты – женщина, – повторял он, прижимая к себе сестру. – Красивая и самая лучшая.
В 1992 году жизнь Ивана оборвал румынский снайпер. Говорили, что это была красивая женщина. Она никому не мстила и ни от кого не защищала свою честь. Она просто была снайпером.В пятнадцать лет Лика блестяще закончила десятый класс, и перед ее большой семьей встал вопрос: что дальше?
Отец вздохнул, провел огромной, жилистой ручищей по сухому лицу, словно снимая с него
– Ехай в Кишинев, лакрима [17] . Науки тебе даются. Учись…
Тем же летом девочка поступила в университет. Она шагнула во взрослую жизнь, еще даже не имея паспорта, – угловато, неловко и в то же время отчаянно смело.
Чудо случилось вдруг, как по мановению волшебной палочки. Оно не подползало издалека и не напоминало мучительное, до боли в глазах, наблюдение за минутной стрелкой настенных часов. Оно обрушилось на голову семнадцатилетней студентки второго курса Лики Бесараб нежданным солнечным ливнем. Единственное, что она не успела сделать, это запомнить дату. Может быть, это была середина января, а может, и начало мая…
Девушка проснулась красавицей. От нее невозможно было отвести глаз. Высокая, стройная, с тонкой талией и аппетитной, упругой грудью, она стояла перед зеркалом и восхищенно наблюдала рождение лебедя. Распрямились противные кудряшки и пролились на плечи волнами блестящих темных волос. Глаза стали огромными и вспыхнули жаркими солнцами из-под длиннющих ресниц. Чуть-чуть выступающий вперед подбородок теперь не только не портил свою хозяйку, а, наоборот, придавал ей вид царской неприступности и своенравности.
– Королевишна! – ахали сокурсницы. – Владычица морская!
А парни улыбались. Игриво или мечтательно.На третьем курсе у нее появился Антон. Тоже студент и тоже из другого города. Его дом, правда, был ближе к Кишиневу, чем дом Лики, – в Бендерах.
Он ухаживал долго и красиво. Лике нравилось его терпение. Они бродили по душистым аллеям старого кишиневского парка, ездили на Днестр кататься на юрких лодочках, ели мороженое в молодежном кафе и танцевали в студенческом клубе под дрожащими огнями светомузыки.
Антон умел нравиться. Он слыл хорошим рассказчиком, и Лике было с ним интересно и весело.
Как-то холодным февральским вечером он пришел к ней в общежитие и… остался на ночь. Лика могла его отправить восвояси, но не захотела. Ей нужно было почувствовать себя женщиной. Она распрощалась навсегда с угловатой, зареванной девчонкой, которой требовалось утешение: «Ты – женщина. Красивая и самая лучшая». Она наконец стала красивой и самой лучшей. Поэтому, когда Антон вдруг погасил свет и обнял ее, она в ответ обвила его шею руками и закрыла глаза…
А еще через пару месяцев он сделал ей предложение.
Была ли это любовь? Тогда, в комнате общежития, в сладкой темноте, вздрагивающей от ударов сердца, Лика отвечала сама себе на этот вопрос утвердительно. Но это знакомое многим чувство потом, спустя годы, называют «юношеской влюбленностью», «первым серьезным увлечением», но не любовью.Они расписались в Кишиневе, а после защиты диплома уехали в Бендеры. Ютились в крохотной квартирке, где, кроме Антона, жили еще его родители и младший брат.
Лика устроилась на работу младшим редактором в книжное издательство «Днестр». Антон же с трудоустройством не спешил. В Бендерах, как и всюду по стране, начинало поднимать голову юное, но уже зубастое кооперативное движение. Повсюду появлялись семейные кафешки, открывались лавчонки, заваленные сигаретами, шоколадками и контрацептивами, на дорогах скрипели тормозами авто первых частных водителей.
Как-то поздней осенью Антон торжественно объявил:
– Я открываю кооператив! Продуктовый магазин.
Для аренды помещения и первых закупок требовались деньги. Семья Антона едва наскребла половину необходимой суммы. И Лика, подумав, отправилась на другой берег Днестра – в Тирасполь. Она нередко навещала родных, но денег попросила впервые. Отец, как всегда, когда принимал серьезное решение, провел рукой по лицу и вынул из шкафчика небольшой сверток в газетной бумаге.
– Возьми, лакрима… Мы с матерью откладывали на черный день. Но вы у нас все уже взрослые, детки. Авось не бросите родителей помирать одних.Поначалу дела шли хорошо. Магазинчик был чуть ли не единственной продуктовой точкой в микрорайоне. Антон едва успевал делать закупки на продовольственных базах. Деньги потекли сначала тоненьким ручейком, а спустя короткое время – полноводной рекой.
Но очень скоро в районе появился еще один магазин, потом еще один, а за ними следом открылись сразу три продуктовые лавки. Покупателей стало заметно меньше.
– Как у вас дорого, – разочарованно вздыхали домохозяйки и спешили через дорогу в соседний ларек.
Антон упорно не снижал цены. Падение доходов вызывало в нем сначала гнев, а потом – отчаяние. Он не мог смириться с тем, что теперь приходилось отказываться от всего, к чему он успел привыкнуть за очень короткое время.
Между тем товар стал залеживаться на прилавке, а на закупку нового опять требовались деньги. Два продавца, которых Антон успел нанять на работу, перестали получать зарплату и в скором времени сбежали, оставив после себя недостачу денег. Ликин муж раздумывал недолго и с отчаяния ударился в загулы. Он пропадал сутками, а потом заявлялся домой грязный и злой. За ним тянулся шлейф ароматов, сотканный из коньячного перегара, женских духов и кислой блевотины. В довершение ко всему Антон заразился триппером.
Когда пришел срок платить дань «опекунам», он развел руками:
– Я банкрот! Забирайте все, что осталось на прилавках.
Через два часа магазин был пуст. В нем не осталось даже самих прилавков. Лишь обрывки оберточной бумаги катались на сквозняке по грязному полу.
– Об
Лике нравилось работать в издательстве. Она получала удовольствие от рождения каждой новой книги. Она чувствовала себя акушеркой, принимающей роды – тяжелые и не очень, с осложнениями и без. Каждое новое «дитя» в переплете или в мягкой обложке она мнила в какой-то степени и своим ребенком тоже.
Волна приватизации неожиданно внесла неразбериху в работу издательства. В коллективе началась смута. Он разделился на две враждующие группы, каждая из которых намеревалась оставить за собой контроль над производством. Лику тянула на себя каждая из противоборствующих сторон.
– Ты видишь, что всю работу надо менять? – убеждали ее в одном кабинете.
– Нарушение отлаженного процесса книгоиздания приведет к полной остановке работы! – кричали в другом.
Звонили из типографии:
– Вы там о чем думаете? Будут заказы или нет?
«Будут!» – решила девушка.Через неделю в Бендерах появился кооператив «Лика-пресс». Бывшие «опекуны» мужа без колебаний дали денег красивой и умной «кооператорше». Лика арендовала две комнаты прямо в издательстве. Одна из них предназначалась для сотрудников, вторая была приспособлена под склад.
– А ты хитрая бабешка, – беззлобно улыбнулся директор, подписывая договор с Ликой. – Но ты нам не конкурент.
– Не конкурент, – подтвердила она. – Я собираюсь заниматься тем, что вам неинтересно, – детской литературой.
И это была правда. Через короткое время в тесной комнатушке трудились бывшие сотрудники издательства, принявшие предложение «хитрой бабешки»: редактор, два художника и менеджер по продажам. Типография получила от нового кооператива заказ на крохотные тиражи двух детских книжек – «Незнайки» и «Карлсона». Их буквально смели с прилавков за считаные дни.
Лика едва успевала подписывать договора. Она запустила в производство еще две книжки. Тиражи росли. Очень скоро кооперативу понадобились дополнительные помещения и новый штат сотрудников. «Лика-пресс» включила в список своей продукции еще книжки-раскраски и ароматизированные поздравительные открытки. Теперь кооператив назывался «товарищество с ограниченной ответственностью» и занимал почти весь второй этаж здания.
– Ты скоро нас выселишь, – улыбнулся директор издательства, подписывая с Ликой очередной договор. – А говорила – не конкурент.
– Я передумала, – улыбнулась в ответ девушка.К началу жестокой весны 1992 года почти весь штат издательства работал на Лику. С фасада здания исчезла табличка «Днестр» и появилась другая, побольше – ТОО «Лика-пресс». Склад хранил многотысячные тиражи продукции, состоящей уже из ста наименований.
Антон все это время находился на содержании жены. Она купила ему вожделенную машину и приобрела небольшой дом на окраине Бендер с садом и летней кухней. Но главной, неусыпной заботой Лики оставались ее родители. Отец стал совсем стар, много болел и почти не выходил из дома. Каждые выходные Лика привозила в Тирасполь полные сумки продуктов. Она наняла домработницу в помощь матери и договорилась с врачом о постоянных визитах. Раз в месяц она ездила в Бухарест за лекарствами и привозила все точно по списку, составленному доктором.
Федор Бесараб не дожил месяца до начала войны и двух – до смерти старшего сына. Он ушел, веря, что молдавская земля – самая мирная, самая цветущая и самая хлебосольная.Бендеры оказались единственным городом на правом берегу Днестра, не подчинившимся румынской агрессии и поддержавшим суверенитет Приднестровья. Обнаружив себя в блокаде, отрезанным от внешнего мира, городок умудрялся жить обычной, размеренной жизнью, ощетинившись на главных подъездных путях блокпостами казачьих и гвардейских подразделений.
Между тем среди жителей города росла тревога. Закрывались учреждения, люди спешили увезти семьи из небезопасной зоны по единственному, все еще функционирующему узкому мосту – на левый берег.
Книготорговля стремительно угасала. Возможно, Лика смогла бы что-нибудь придумать, чтобы не дать умереть своему предприятию. Но жаркий летний день, когда начался штурм города, поставил жирную точку не только на ее планах, но и на всей ближайшей жизни.Она переходила улицу, когда стена дома в двух шагах от нее вдруг стала плеваться известкой по диагонали ударившей по ней пулеметной очереди.
Лика от неожиданности присела на корточки и выпустила руку своего сотрудника – редактора Пети Хромова, с которым прощалась до завтрашнего дня. Петина голова вдруг на глазах стала чернеть, как на перегретой кинопленке, раскололась на огромные, бесформенные куски и разлетелась по тротуару, швырнув на белоснежную известку стены липкие ошметки мозгов.
На мгновение Лика оцепенела от ужаса.
– Беги, дура! – крикнул кто-то на другой стороне улицы.
Она вскочила, но тут же споткнулась и упала на пузырящийся кровью асфальт. Пулемет уже не умолкал. Угреватой сыпью он чертил по стене проклятия, грыз тротуарный камень и опрокидывал урны.
Лика плохо соображала. Она бежала по переулкам, которые теперь ей казались незнакомыми и чужими, перепачканная в чужой крови, прижимая к груди ободранные ладони. «Чучело! – доносилось до нее откуда-то из другой жизни. – Что ты о себе возомнила? Кому ты нужна, грязнуля?»
Через каждые десять метров ее останавливал мучительный приступ рвоты. Горячий асфальт уплывал из-под ног, а перед глазами кривлялось и прыгало рваное небо. Где-то справа сотней ослепительных солнц плевались распахнутые окна домов.
– Беги, дура… Беги! – шептала Лика и снова останавливалась, сплевывая на тротуар липкую струйку желчной слюны.