Крест. Иван II Красный. Том 2
Шрифт:
— Давно ли покойником стал?
— Да вот-вот, повечеру. Литва поганая налетела, всех посекли, и дьякона тож... Пограбили всё, ни рога, ни куряти не оставили.
— Так-таки всех посекли? — усомнился Хвост. — За что же?
— Ну, не всех, а токмо тех, кто добро своё не отдавал. А литовцы-то до того поганые, застрелят стрелой, а потом стрелу-то эту вынимут из убиенного и обратно суют себе в колчан либо другого кого стрелят.
— Народец хозяйственный, знаем... И много их?
— Куды меньше, чем вас.
— Где они?
— Подались
— Какого озера, где?
— Бежецко-озеро, вот оно, рядом, туточки. Пьяным-пьяны все, в лёжку лежат. Мы-то с Ерёмкой сбегли и вас заприметили, сразу смикитили, что от московского князя вы, а то кто ещё за нас заступится.
— Озеро длинное? Узкое? А к Бежецку расширяется, так? — допытывался Хвост.
— Так, так, твоя правда, господин!
— Я знаю те места. Это не туточки, вёрст пять отсюда, не меньше. А зачем же вы через наш мост полезли? Как на том берегу очутились?
— С перепугу дёрнули кругалём.
— Сколько всего всё-таки литовцев-то, если счётом?
— Куды меньше, чем вас, говорю же!
Больше ничего из мужиков выудить не удалось. Иван Акинфыч отправил на разведку надёжную сторожу, а всему воинству сказал изготовиться к бою. Князья и второй воевода Вельяминов с ним согласились. Надевали стальные кольчуги, а у кого их не было, кожаные тягилеи и суконные с бляшками куяки. Проверяли луки и стрелы, а особо надеялись ввиду темноты и вероятной рукопашной схватки на клевцы — топорики с острым клювом на конце, которыми ловчее проламывать латы и крепкие доспехи.
Едва-едва посинело небо, а сторожа уж вернулась с языком. Пригодился толковин-литвин, бежавший с Евнутием от Ольгерда и крестившийся в Москве, став тоже, как и князь его, Иваном.
Пленник, то ли пьяный, то ли сильно озябший, говорил косноязычно, но не запирался, удалось выведать всё, что нужно. Оказалось, что верхоконный отряд литовских ратников некогда состоял на службе у князя Нариманта. Когда тот, жестоко преследуемый младшими братьями Ольгердом и Кейстутом, бежал в Орду, часть его дружины застряла в устюжской лесной глуши, не смея ни в Литву возвратиться, ни за своим князем через чужие и неведомые земли последовать. Ничего не оставалось, как скитаться по малообжитым немереным просторам Новгородчины. Сначала искали добычи в честном бою, потом стали подстерегать слабоохраняемые обозы купцов, а под конец до того убожились, что стали пробавляться татьбой и грабежом мирных жителей.
— Так это уже не дружина, а шайка разбойников, — заключил Иван Иванович и вопросительно посмотрел на своих воевод. Те промолчали. Оно, конечно, так — шайка разбойников, однако же в шайке этой пять десятков воинов, которые в своей жизни ничего не умели делать, кроме как ратовать оружием. И делать это они станут, не щадя живота, понимая, что в случае поражения ждёт их либо казнь смертная, либо невольничий рынок.
После короткого военного совета решили: пойти княжескими
Два батюшки, пришедшие с московской и ростовской княжескими дружинами, благословляли воинов, кропили святой водой. Прежде чем прикрепить ремёнными поворзнями к левой руке щит, а к правой — копьё и меч, ратники поспешно крестились и кланялись перед походным складнем из трёх икон — Спасителя, Богоматери, Николы Угодника. Выстраивались поотрядно, негромко переговаривались:
— Управимся, если будет Божья воля.
— Вестимо, не без Божьей воли!
— Да-a, от жеребья не уйдёшь, жеребий сыщет.
— Вестимо, вестимо, жеребий — суд Божий.
— Дело святое...
Чиж со Щеглом были близнецами-братьями, однако норов имели разный. Чиж вызвался идти с дружинниками, а Щегол вполне удовлетворился отведённой ему долей стоять дозором на берегу реки в зарослях терновника. Он срывал уцелевшие на голых кустиках кисло-сладкие ягоды, махал рукой, когда уходивший с дружинами Чиж прощально оглядывался.
Литовцы, хоть и были пьяным-пьяны, проявили удивительную скороподвижность. Они разбились на две группы и исполчились на перешейке между двумя озёрцами спиной друг к другу-Ивану Ивановичу показалось сперва, что встали они очень неразумно, не имея путей отступления, но оказалось, что он ошибался.
— Обойдём озеро с двух сторон и зажмём их в тиски, — предложил Иван Акинфыч.
Хвост поколебался, но не стал возражать знатному воеводе. Сначала крались пешком, ведя лошадей в поводу. Приблизившись на полёт стрелы, оседлали коней и ударили с двух сторон. А когда сблизились на перешейке, нашли только старые кострища да катыши конского навоза. Осмотрелись, поняли: литовцы знали, что одно из озёрец мелководно, поросло высоким камышом, под прикрытием которого они и пробрались цепочкой по воде к лесу, а оттуда уж поскакали во весь опор прочь.
Вышли на их след: на глазок — десятка три всадников, понять можно, что лошади у них умучены, шли дробной рысью, иные пятнали следы кровью.
— Как бы обоз наш не грабанули, — обеспокоился Иван Акинфыч. — Вернёмся назад, не станем гнаться за ними.
— На кой они нам, — согласился Иван Иванович.
Литовцы прошли вдоль противоположного берега реки. Возле перекинутого вчера моста остановились, потоптались в размышлении, но преодолели искушение и, выпустив с досады несколько стрел, продолжили бегство.
— Как они прыснули от нас! — радовался Чиж, получивший первое боевое крещение столь победно и бескровно.
Возбуждение после счастливо минувшей опасности овладело и бывалыми дружинниками. Возвращались, не погоняя лошадей, шагом, шумно обсуждали произошедшее, изгалялись над трусливо бежавшим супротивником.
— Так прыснули, что забыли, зачем у них в руках мечи и копья!
Ехавший первым дружинник вдруг остановил лошадь, соскочил на землю. Напиравшие сзади недоумевали:
— Зачем встали?