Креститель
Шрифт:
— Любеч.
— Что? — не понял ведун.
— Любеч, — показал вперед боярин. — От Днепра до него всего десять верст. Кабы не тати, давно миновали бы княжеский город, именитый. Князья русские, коли нужда собраться подступит, завсегда здесь встречаются. Коли Владимир ныне здесь, то дале нам и ехать ни к чему.
Размерами знаменитый Любеч похвастаться не мог, и мало превосходил те же Рогачев или Речицу, но что в нем сразу бросалось в глаза — так это крепость. Скорее даже, ее можно было назвать замком — убежищем не для окрестного люда, а для могучего короля, графа или барона. Цитадель занимала плоскую вершину возвышающегося в центре
— Нет здесь великого князя, — придержал коней боярин, едва подъехав к повороту на холм. — Стража малая стоит. Стало быть, ни Владимира, ни князей каких в Любече не гостит.
— Тогда дальше скачем?
— Перекусить бы надобно. Да тебя отмыть, ведун. Весь в крови, будто горло перерезано. Люди, он, оглядываются. Нехорошо.
— Откуда кровь-то? — Середин поднес руку к шее и понял, что действительно ранен. Из ссадины на подбородке, оставленной нурманским щитом, продолжала медленно сочиться кровь. Не так много, чтобы беспокоиться за здоровье, но вполне достаточно, чтобы оставить на шее бурые потеки.
— Ква! — сплюнул Олег. — А я ему еще меч дал. Ладно, порошком из ноготков присыплем, сразу корка образуется.
— Токмо сперва отмыть нужно, — напомнила Пребрана. — Не то не пустят тебя к князю.
Минутное, как думал Середин, дело оказалось неожиданно долгим. Кровь намочила рубаху, и Рада побежала ее застирывать, пока пятно не въелось в шелк. Отмывшись, Олег был вынужден почти полчаса лежать, свесив голову с подушки вниз, чтобы кровь не смыла лечебный порошок, и прижимать лист подорожника. И еще столько же он ждал, пока корка запечется — накрепко, чтобы не открылась, когда челюстями за едой работать начнет. А когда он с девушками собрался, наконец-то, обедать — Базан сообщил, что заскучавший боярин отправился в кузню продавать общую добычу. Потом они отметили победу бочонком меда, и стало окончательно ясно, что никуда они сегодня не поедут.
Для ночлега Радул, как они уже привыкли, потребовал от хозяина обширную горницу, одну на всех. Такая, к счастью, была, и достаточно удобная — две постели с перинами, лавки, стол. В Любеч нередко заезжали вслед за князьями знатные бояре, а потому для них держали настоящие покои, а не просто светелку, где купец мог после долгого перехода прикорнуть. Одна постель досталась, естественно, Пребране. Вторую боярин решил пожертвовать раненому ведуну.
Олег спорить не стал: раненый так раненый. Чего от перины отказываться? Но прежде, чем они начали собираться ко сну, в дверь постучали.
— Кто
В коридоре переминался служка, с трудом удерживающий тяжелый бочонок:
— Хозяин велел пиво принести. Повечерять, мол, заказывали. — Олег почувствовал, как крест кусил запястье теплом, и моментально метнулся к двери:
— Не было такого!
— Отчего не взять, коли всё едино принесли? — не согласился богатырь, подхватил бочонок и закрыл перед мальчишкой дверь. — Давай понемногу отпробуем здешнего пива. Дабы крепче спалось.
— Стой! — вскинул руку ведун. — Забыл, что я говорил? Может, пиво отравлено — откуда ты знаешь?
— Отравлено? — засомневался боярин, оглядывая бочонок, по облегченно усмехнулся: — Да ты глянь, оно всё в пыли! Видать, даже протереть поленился хозяин. Эй, Базан, где там кружки? Давай. Доставай на всех!
— Подожди… — Середин, запястье которого продолжал разогревать серебряный крест, отошел к двери, рывком ее распахнул: никого! Не прячется никто в коридоре у стены. Но тогда откуда крест ощущает колдовство?
Олег закрыл дверь, снова и снова оценивая события прошедших минут. Служка с пивом. Пришел, ушел. Пива никто не просил, ощущение колдовства есть. Но пиво, вроде, нетронутое, из погреба. Тогда… Тогда чего хотел добиться колдун?
И снова: Радул открыл дверь, забрал бочонок, закрыл…
Ведун ощутил меж лопаток неприятный холодок, как можно спокойнее прошел к лавке у постели… Рванул саблю и развернулся к комнате:
— Все на пол! Всем на пол лечь, быстро! — Он пошел по горнице, рисуя широкую двойную мельницу — так, как учил в свое время Ворон. Чтобы никто подкрасться не мог — ни видимый, ни невидимый. Девушки и холоп низко пригнулись, с опаской поглядывая на сверкающие сталью круги. Боярин же, наоборот, встал:
— Ты чего, ведун?
— Он здесь! Этот гаденыш здесь! Это он служку прислал, чтобы дверь открыли. Глаза отвел и внутрь невидимый заскочил. Чтобы сонными зарезать. Или просто поколоть — так, чтобы поссорились и передрались. Тихо все! Не шевелиться, не дышать! Ему придется уворачиваться от сабли — и мы его услышим.
— Слушай… — послышался внезапно довольный шепот, и Олег ощутил боль в ноге. Он тут же взмахнул саблей в том направлении, но промахнулся — а невидимый враг кольнул его в ягодицу и тихо рассмеялся: — Ты слышишь? Я здес-с-сь…
Ведун рубанул на голос — и вновь не попал. Закрутил мельницу — но его укололи в спину. Развернулся — опять укололи сзади. Отскочив в сторону, Олег попятился, прижимаясь спиной к стене. Внезапно сабля со звоном врезалась во что-то, на миг остановив вращение — и тут же на груди Середина закровоточила длинная резаная рана. Опять звяканье, короткая остановка — и накрест с первой раной появилась вторая.
— Ты меня слышишь? — прошелестел довольный голос. — Слушай…
Ведун почувствовал, как его резанули по горлу — но не сильно, предупреждающе. Колдун не убивал. Он забавлялся.
— Ты слышишь? — Невидимое железо опять остановило вращение его сабли, и на животе появился кровавый полукруг. Мгновением спустя багровый круг замкнулся. — Я здесь… Я рядом…
И тут Радул, наклонившись, подхватил лавку и взмахнул ею, пропоров чуть не половину горницы. Послышался глухой удар, потом удар о стенку, накренилась и упала лавка, что стояла у двери. Мужчины одновременно кинулись туда, ощупывая пол. Нашли спину, руки — немедленно завели их за спину, скрутили веревкой от одного из вьюков. Перевернули невидимого пленника. Олег содрал с себя изрезанную, а потому безнадежно испорченную рубаху, старательно запихал колдуну в рот, сколько влезло. Затем чародею связали ноги.