Креститель
Шрифт:
— Всё, теперь ты покойник!
Правда, защитное оружие оказалось неожиданно тяжелым — похоже, он хватанул не свой, а Радулов щит. Но всё равно — теперь он мог не бояться за свои кости. Принять палицу на щит, укол снизу — и можно грузить добро боярина себе на коня.
— Получай! — Прошелестела палица, оглушительно грохотнула деревяшка…
Середин понял, что он летит. Порхает, как старый конверт на сквозняке. В этот момент он всем телом врезался во что-то твердое, и настала темнота. Потом перед глазами поползли розовые круги, и, наконец, ведун смог поднять веки.
— Где
Середин тряхнул головой, поднес к глазам правую руку — в ней была зажата сабля. Поднес левую — та сжимала рукоять от щита. На рукояти сиротливо болталась одинокая полукруглая дощечка. Ведун, сплюнув что-то вязкое и солоноватое, откинул мусор и крадучись двинулся вокруг лагеря, собираясь зайти громиле за спину. Крестик слегка отпустил — жар стал не так силен. И Олег остановился. Весь его опыт, многолетний навык, инстинкт охотника за нежитью кричали: «Ты идешь не туда! Сперва уничтожь колдовство!».
Ведун остановился, повернул обратно, шаря по телу левой рукой… Как назло, кистень остался возле шкуры, в кармане косухи. И его охраняла могучая фигура киевского богатыря. А сталь против магического существа может и не подействовать.
Крест с каждым шагом жег его всё сильнее, пока боль не перехлынула порог, за которым Середин перестал различать, теплее или холоднее становится серебро. Понятно было главное: нежить где-то здесь, совсем рядом! В пляшущем свете костра никаких существ разглядеть не удавалось. Только лес — сосны, мягкая подстилка, лиственница…
Стоп!!! Никаких лиственниц тут вечером не стояло…
Ведун замер, потом попятился на два шага и с размаху рубанул по странному стволу. Сабля впилась глубоко в плоть… И в тот же миг перед ним открылся глаз — огромный, с человеческую ладонь. Долгое, долгое мгновение они с нежитью созерцали друг друга в упор. Потом Олег снова взмахнул саблей — но нежить, видом и размерами похожая на дерево, скакнула, растворяясь во мраке, и на Середина обрушилась огромная, нестерпимая усталость. Он с трудом удержался, чтобы не сесть, не упасть прямо там, где стоит, на лесную подстилку и не уснуть.
У костра с шумным выдохом сел на бесчувственного холопа богатырь.
— Эй, боярин! — попытался крикнуть ведун, но из горла вырвался только слабый шепот: — Боярин, ты еще хочешь меня убить?
Вместо ответа Радул поднялся, с видимым усилием сделал два шага до своего ковра и рухнул на него. Олег, волоча саблю по земле, дошел до лагеря, обогнул костер. Подумал о том, что нужно восстановить линию вокруг лагеря, но тело его уже забиралось в мягкий мех, прикрываясь краем шкуры.
— Ведун…
Олег взвыл от боли, вскочил и шарахнулся в сторону от богатыря. Потом расстегнул ворот рубахи, сдвинул его к плечу… Весь бок и левая рука до самого локтя представляла собой один огромный кровоподтек.
— Электрическая сила!!! — Середин полуприкрыл глаза и застонал.
— Мне тут сон приснился недобрый, ведун, — виновато кашлянул Радул. — Я тебе пересказать хотел, да токмо вижу…
— Еще один такой сон, — с чувством ответил Середин, — и для поминального костра ты сможешь свернуть нас в трубочку.
— Прям не знаю, что на меня нашло, ведун, — виновато потупился могучий воин. — Ты, это… Ты не держи… Наговорил я тебе ночью… Не знаю… Не от души это… Ты это… Прости меня, что ли?
— Это не ты, — искреннее раскаяние боярина заставило Олега воздержаться от дальнейших подколов. — Это абас.
— Какой абас? — оглянулся по сторонам Радул.
— Тварь такая, нежить. Одна нога, одна рука, один глаз. Неуклюжая, на дерево похожа. Сама толком пакостить не умеет, но зато людей на преступления способна направлять. Что есть у кого гнусного глубоко в душе, то она всё наружу и вывернет. Кто красть начинает, кто людей резать, кто еще чего. Абас, одним словом. — Прикусив губу, Олег поправил рубашку. — Одного понять не могу: как он здесь оказался? Ворон сказывал, они только в Сибири живут. Или, как попрошайка говорил, «за Булгарией».
— Значит, честно он нас упреждал?
— Не уверен, — сморщился ведун. — Может, предупреждал, а может — завораживал. Иначе чего мы тут все оказались? Чего нас сюда понесло? В общем, либо знал колдун наш, что еще у Себежа отметился, про абаса, либо специально его сюда вызывал. В любом случае, враг это опасный, ухо нужно держать востро. Одного не пойму — чего он к нам так привязался?
Олег наклонился было свернуть шкуру — и опять взвыл от боли.
— Дай, я, — попросил боярин. — Ты отдохни.
Единственное, что могло утешить Середина в этой ситуации, так то, что прочие его попутчики, прячущие друг от друга глаза, выглядели не лучше. У Базана на лбу выросла такая шишка, словно вот-вот должен открыться третий глаз. Раде железки, в которые она рухнула, посекли все лицо. Пребрана имела распухшее ухо и синяк во всю левую щеку, куда пришлась оплеуха богатыря. Показываться в таком виде на людях не хотелось никому — но еще меньше хотелось остаться у ручья еще на одну ночевку. Разумеется, в отличие от Олега, они могли спокойно шевелиться — ни руки, ни бока при каждом движении не болели. Зато ведун имел куда более важный плюс: поддавшись влиянию абаса, он всё-таки не успел натворить ничего, за что сейчас пришлось бы краснеть. Однако… Однако, глубоко в душе он, оказывается, жаден, как скупой рыцарь. Чуть не зарезал Радула ради полкило серебра и меча с лошадью… Неужели правда?
Завтракать не стали — навьючили лошадей, поднялись в седла и широким шагом выехали обратно на тракт. Но не успели одолеть и двух верст, как крест на запястье начал плавно наливаться теплом. Середин придержал гнедую, поднялся на стременах, оглядываясь по сторонам. Справа тянулся лужок с несколькими кустами вербы, слева пологий гладкий склон уходил к воде.
— Где-то здесь он… — пробормотал Олег. — Проверяет, кто после ночевки выжил. — И он громко, в голос, пообещал: — Зря прячешься, черная душонка! Всё равно я тебя найду и наизнанку выверну! Беги, колдун, беги! Не то будет поздно.