Креститель
Шрифт:
Владимир поджал губы, пока еще не зная, гневаться на такие слова или с ними соглашаться.
— Богопротивны мысли сии, что основы мира, Господом нашим сотворенного, подрывают. И в преданности нашей желаем мы спасти землю русскую от греха сего страшного и тебя, великий князь, и детей твоих на будущее от беды накрепко избавить.
— Как же вы собираетесь делать это, гости дорогие? — вкрадчиво вопросил правитель.
— Несчастья твои и страны твоей, великий князь, от неправильной веры происходят, — с уважением приложил руку к груди иудей. — Боги языческие мысли неверные у черни безродной порождают, вредные надежды вселяют в умы жалкие. Будто каждый из них от
— На чем же вера ваша стоит? — поинтересовался Владимир.
— Мы исповедуем и чтим единого бога, творца всего мира, великий князь. Обрезываемся в знак нашей веры и в субботы постимся по данному нам от бога закону чрез угодника его Моисея.
— Обрезаться обязательно? — нервно передернул плечами правитель.
— Таков завет нам от пророка, — почтительно склонился иудей.
— Коли бог ваш так могуч, мудростью древней велик и пророками обилен, то, должно быть, сильны и богаты страны, что закон ваш приняли, — задумчиво произнес Владимир. — Благоденствуют они и возвеличиваются над соседями своими безмерно. Хотел бы я узреть места сии. Где же страны эти, ответьте? Есть страна, что веру вашу приняла? И не Хазария ли это? — ехидно ухмыльнулся князь.
— Хазария для нас земля не родная, — поспешили откреститься просители.
— Где отечество ваше, иудеи?
— В Иерусалиме наша родина, великий князь. Оттуда племя и вера наши пошли.
— Так там ли вы живете? — не удержался от вопроса Олег. — В Иерусалиме?
Проситель, смутившись, оглянулся на своих товарищей.
— Да вы говорите, говорите, — приободрил их ведун. — Или мне рассказать?
— Господь, грехами праотцев наших раздраженный, рассеял и расточил нас по лицу вселенныя, а землю нашу предал чужим народам, — недовольно признал иудей.
— Да ежели так?! — возмущенно вскочил Владимир. — С чем же вы тогда пришли пред мои очи?!
— Мы принесли тебе слово божие, — с некоторой даже решительностью ответил первый из гостей.
— Когда вы отвержены от бога и по чужим землям рассыпаны, то, понятно, и закон ваш ему противен, — спокойно, но твердо сказал Владимир. — Не для того ли вы нас к тому привлечь желаете, чтобы и мы подобным вашему злоключением от него были наказаны?
— Мы желали покоя для тебя, великий князь, и для твоего княжества.
— Покой мой и земли русской на воле людей русских держится и богов древнейших, что жизнь нам дали и силу свою для покорения злодеев, кои грабят племена славянские и на земли наши зарятся! — Владимир опустился обратно в кресло. — Меч русский с мечом хазарским спор сей уже решил. Ступайте, дети Итиля, и не учите более тех, кому волей богов до века дань платить обязаны.
— Какая наглость! — возмущенно выдохнул боярин. — Нашей милостью живут —
— Странные ребята хазаряне, — согласился Олег. — Покоряются, но не сдаются.
— Их сила не в мече, ведун, — задумчиво покачал головой князь. — Не в мече… Однако же, мысль сия интересна, хоть и неосуществима.
— Принять иудаизм? — возмутился Середин.
— Нет. Просто отказаться от богов, коли их волхвы поперек воли княжеской идут. Новые боги, новые жрецы. И коли мне они своим появлением обязаны будут, то и служить станут тоже мне.
— А как же вера отцовская? — громогласно возмутился боярин.
— Оттого и молвлю, что неосуществима, — спокойно ответил ему Владимир. — И так стараниями служителя Перунова на меня все смотрят искоса да ножи точат. Коли вовсе веру истинную отрину, тогда могут и открыто возмущение свое показать. Да и как я веру новую насажу? Словом? Нет у меня слова. Тем паче, что слова одного человека тут мало, тут сотни сотен слова новые должны нести. Силой? Нет у меня силы. Потому как варягов, буде они на богов покусятся, зарежут не слушая, а соратники, дети земли русской, коих не отринут без сомнения, от меня ныне отвернулись. Да и путь, ведуном подсказанный, мне по сердцу более. — Князь повернулся к Середину. — Ладно ты иудеям язык укоротил. Откель про землю их отчую знаешь?
— Качественное среднее образование.
— Угу… — Правитель явно ничего не понял, однако признавать этого не захотел. — То добре. Ныне мне хлопотами заняться надобно земельными, ну а вы, как проголодаетесь, тиуна зовите. В трапезную и я к вам подойду.
Владимир вышел.
— Скажи мне, боярин, — поинтересовался Олег. — А торг тут далеко? Рубахи себе хочу купить, взамен порченых.
— Дык, под горой, на Подоле. Сейчас пойдешь?
— Нет, переоденусь.
— Тогда меня обожди, я тоже упряжь новую хотел посмотреть.
Поднявшись в свою светелку, Олег обратил внимание, что окна его уже смотрят в тень, остановился перед одним из них, и содрогнулся от ужаса. Хотя, разбитая рамой на множество небольших кусочков, неровная слюда не давала ясной картинки, но и без того было понятно, что походит он на расфуфыренную до полной безвкусицы новогоднюю елку с тремя гирляндами. Середин торопливо содрал с себя ферязь, сапоги, золотистые штаны, переоделся в свои. Прихватил кошель, что всегда лежал в кармане косухи, и спустился вниз.
Когда ведун с боярином вышли из детинца, то заметившие это горожане стали поглядывать на них искоса, но следить никто не стал, а потому, свернув за первым же поворотом, друзья стали никому не интересны. Олег смотрел по сторонам, поражаясь не столько высоким, богатым домам — они в точности копировали хоромы, что строят себе в усадьбах зажиточные бояре, — сколько широким дворам и чистой мостовой. Похоже, в Киеве не испытывали той страшной тесноты, что царила во всех без исключения крепостях и городах, и даже содержали немалый штат уборщиков. Лошади — это ведь не автомобили. Их отходы не улетучиваются в атмосферу, а шлепаются вниз обильными, едко пахнущими кучами.
Они шли и шли, перекресток за перекрестком, а город всё не кончался и не кончался. Ведун уже перестал мысленно оценивать его населенность — всё равно получалось никак не менее сотни тысяч людей. Но когда друзья, наконец, вышли из ворот и по желтой грунтовке начали спускаться вниз, Середин понял, что эту примерную цифру надо умножать надвое — потому что Подол Киеву не то что не уступал, но, похоже, заметно столицу превосходил. Один торг здесь раскинулся на площади, равной размерами Изборску — а Изборск город стольный, не маленький.