Крестная мать

Ларкин Р. Т.

Неожиданно от толпы отделилась какая-то женщина, подскочила к Донне и вручила букет цветов. Это была Маржи.

– Храни тебя Господь, – прокричала она им вслед.

– Кто эта женщина? – на ходу бросила Донна.

– Я вижу ее первый раз в своей жизни, – честно призналась Джейн, что было истинной правдой.

Креплах предупредительно встретил их у самого зала заседаний и проводил на место. Донна села на стул и окинула взглядом помещение. Стены зала были обшиты панелями красного дерева, что ей очень понравилось. Креплах показал им

стол, за которым Донна будет сидеть во время слушания своего дела, объяснил, как пользоваться микрофоном, показал места сенаторов. Он помог ей снять пальто и заметил:

– В этом платье ты просто очаровательна.

– Я рада видеть тебя своим адвокатом, Кальвин. На твой ум и проницательность всегда можно положиться, – ответила комплиментом Донна.

Какой-то человек постучал по столу молотком и переполненный зал сразу утих. Шестеро сенаторов заняли свои места, и слушание началось. Этот же человек зачитал какой-то документ, но его смысл остался для нее тайной за семью печатями. Оставалось только надеяться на компетентность своего адвоката и нескольких его коллег, сидевших за ними. Правда, ей было бы гораздо спокойней, если бы они сидели прямо перед ней.

Донна стала скучать. Время от времени Креплах вставал со своего места и бросал какие-то реплики, но вся процедура оказалась очень утомительной. Ей очень хотелось немного поболтать с Джейн, но это могло выглядеть, как проявление неуважения к собравшимся.

Донна тяжело вздохнула. Если так будет и дальше, то она может заснуть. Вот это уже будет расценено как крайнее неуважение к сенатской подкомиссии.

Наконец Креплах тронул ее за локоть и подвел к столику для свидетелей.

Принесли Библию. Донна хотела поцеловать золотой крест на обложке, но мужчина крепко держал ее в руках и попросил положить на Библию правую руку.

– Ваше имя, пожалуйста, – сказал он.

Донна догадывалась, что оно и так известно всем собравшимся в зале, но тем не менее представилась. Теперь им будет трудно упрекнуть ее в том, что она не хочет с ними сотрудничать. Затем самый толстый из сенаторов начал говорить. Его акцент явно указывал на то, что он южанин.

– Скажите нам, что вам известно о подпольной торговле наркотиками в этом городе.

Донна ненадолго задумалась.

– Ну, мне известно, что они очень плохо сказываются на здоровье людей и особенно молодежи.

– И что вы предлагаете? – спросил самый молодой из них.

– Если бы это хоть как-нибудь зависело от меня, то я определенно положила бы конец этому безобразию, – заявила она.

– Но если перекрыть доступ наркотикам, – настаивал сенатор, – то это отразится на ваших доходах.

– Ни в малейшей степени, – возмутилась Донна. – Я никогда не покупаю наркотики, тем более нелегально.

– А что вы можете сказать про торговлю наркотиками, мадам? – спросил южанин, медленно растягивая слова.

– Я не торговка, а домохозяйка.

– Каковы же источники вашего дохода? – спросил другой сенатор.

– Мой

покойный супруг оставил мне немного денег.

При упоминании о крестном отце по залу прокатился гул. Мужчина с молотком призвал публику к порядку.

– Тело моего мужа еще не успело... – запричитала Донна.

– Как ваш покойный супруг заработал эти деньги?

– Я не знаю, – чистосердечно призналась она.

– Неужели? – раздался саркастический голос.

– В самом деле – простодушно объяснила Донна. – Понимаете, по нашим традициям мужчины не посвящают нас в свои дела. Жены занимаются только домом и кухней. Именно поэтому мне пришлось столкнуться с такими трудностями, – она смотрела в глаза самому молодому сенатору и гадала, не с ним ли знакома Джейн.

– С какими трудностями? – спросил он.

– Трудно заработать на жизнь, воспитывать троих сыновей, – вздохнула Донна.

– Как вы зарабатываете себе на жизнь? – спросил голос слева.

По ее лицу пробежала застенчивая улыбка.

– В том то и дело, что я не знаю, как это сделать. Мне очень хочется найти какое-нибудь дело, которое я могла бы передать своим сыновьям, когда настанет моя очередь последовать за своим супругом.

– Это нас ни к чему не приведет, – повысил голос сенатор в центре стола.

– Я разделяю ваши чувства, сенатор, – оживилась Донна. – Иногда мне кажется, что мои усилия ни к чему не приведут, но мне хочется поблагодарить вас за проявление участия к бедной женщине.

– Это не входит в задачи этого заседания! – пробасил сенатор Покателло, председатель комиссии.

– Извините меня, – пробормотала Донна.

– Нам нужно получить от вас информацию, а не выражать свои соболезнования! – рявкнул сенатор.

– Еще раз извините меня, – повторила она. – Что вам хотелось бы узнать?

– Назовите место вашего рождения, – потребовал Покателло, зная, что угроза депортации иногда может творить настоящие чудеса.

– Я горжусь тем, что родилась в этой замечательной стране. Мне...

– Не надо речей. Отвечайте, пожалуйста на мои вопросы, – прервал ее сенатор.

– Да, сэр.

– Ваш отец тоже здесь родился?

– Да, конечно, – радостно заявила Донна. – Его привезли сюда, когда ему исполнилось четыре года.

В зале раздался взрыв хохота. Мужчина с молотком снова постучал им по столу.

– Нам не совсем понятно, – обратился к ней молодой сенатор. – Вы утверждаете, что ваш отец родился в этой стране и в то же время заявляете, что его привезли сюда в возрасте четырех лет. Какое из этих утверждений соответствует действительности?

– Мой отец приехал сюда издалека, – гордо объявила Донна, – но всегда повторял, что жить он начал только в этой стране.

Публика одобрительно зааплодировала, и мужчине с молотком снова пришлось призвать публику к соблюдению тишины.

– Еще одна демонстрация неуважения к работе комиссии, и зал будет очищен от зрителей, – с угрозой заявил Покателло.