Крестная мать
Шрифт:
Шутку восприняли достаточно серьезно. Разговор за столом пошел суровый и прямой. Саня Зайцев сообщил о решении идти в прокуратуру. Катя с Яной молча и одобрительно кивали.
У Татьяны даже слезы на глаза навернулись.
— Спасибо огромное, ребята. Душа Марийки все равно об этом узнает. И похвалит вас, попомните мои слова. Добрые дела добром и оборачиваются. И на сердце у вас будет спокойно. Молодцы! И я с вами пойду, если нужно. Мне Марийка тоже ведь кое-что рассказывала.
— Сначала сами сходим, Татьяна Николаевна. Сами. — Яна сидела напротив Татьяны, смотрела на нее влюбленными
— Как же не будет?! — живо возразила Татьяна. — Городецкий при мне и при Андрюше миллионы свои поганые Марийке привозил. Мы его на главпочтамте ждали. А это ведь кое-что значит для следствия, а, Вячеслав Егорович?
— Еще бы! — отозвался Тягунов.
— Ну вот. А Марийка мне теперь не просто бывшая знакомая, которую я случайно в скверике встретила. Она мне как дочка стала. Смелее, ребята, прошу вас. Не бойтесь. За свои человеческие и гражданские права нужно бороться. Иначе подомнут окончательно, в быдло нас всех превратят. О Марийке нужно всю правду сказать. Чтобы весь город знал.
— Да и мы хотим, чтобы о Марийке хорошо говорили, — сказала Катя. — Она была нашей лучшей актрисой, теперь все это знают. И зрители, и критики, и мы, актеры, поняли, кого потеряли. А Захарьян всем, кто приходит в театр, одно и то же твердит: «С Полозовой произошел несчастный случай…»
— Я сама видела, как она за рубильник взялась, — вступила в разговор и Яна. — Какой там несчастный случай! Она не хотела перед детьми раздеваться, говорила об этом Михаилу Анатольевичу, а я рядом стояла, слышала все.
— А как мне быть, Вячеслав Егорович? — спросил Саня. — Мне перед прокурором района неудобно… Сначала одно говорил, потом отказался от показаний…
— Ничего страшного. Он человек умный, поймет. Скажи, как было. Но… чтобы признаться требуется мужество. — Тягунов смотрел на парня жесткими, немигающими глазами.
— Все сомнения позади, Вячеслав Егорович. Скажу, как было. Не хочу быть, извините за выражение, сволочью перед памятью Марийки. Ее вынудили покончить с собой, подтолкнули к этому шагу Городецкий со своим дружком-миллионером и с нашим главрежем. А я им помогал… Вы когда-нибудь слышали про этих людей, Татьяна Николаевна? Городецкий довольно известный в нашем городе человек. Он и в «Мечте» президент, и критические статейки пописывает.
— Слышала, как же! — усмехнулась Татьяна, переглянувшись с Тягуновым. — В «Мечте» я акционер, а статейки Городецкого, честно говоря, не читала. Старалась о театре иметь свое мнение. Пусть и не профессиональное. Ходила, вот, к вам в ТЮЗ, с Ванечкой, когда он школьником был. Марийку видели… да-а.
Она вздохнула. И все за столом примолкли. Что готовил им всем завтрашний день?
Никто этого не знал.
Но дружное чаепитие продолжалось…
Глава тридцать седьмая
Паша Сайкин тем временем вел свое расследование. Это было служебным нарушением, но у него созрели убедительные доводы. Во-первых, он нигде официально не заявлял, что будет работать один, без Тягунова. Тягунов дает конкретные задания, и он, Сайкин, их выполняет. Во-вторых, инициатива в сыске всегда приветствовалась. А победителей, как известно, не судят. В-третьих,
Уняв приятную дрожь в коленях, Паша снова сел за стол, написал на листке план действий:
1. Побывать в ГАИ.
2. Перепроверить показания матери С. Бородкина и отца В. Башметова.
3. Допросить знакомых Бородкина, его клиентуру, соседей.
4. Произвести обыск в гараже Н. Н. Мыскова (взять ордер).
5. Побывать у Т. Н. Морозовой дома.
Еще Сайкин хотел добавить пункт: «Походить тайно за Тягуновым», но благоразумно решил, что такой пункт в план записывать не стоит, документ, все-таки, а проследить за Вячеславом Егоровичем — необходимо. Нацепить какие-нибудь очки, бородку или усы, выяснить, куда Тягунов ходит, с кем общается.
…В областной автоинспекции нервный, в помятой форме капитан недовольно сказал Сайкину:
— Приходил же ваш Тягунов, рылся тут. Теперь ты явился. Я помню, какая-то машина сгорела в гараже…
— Мы еще раз решили проверить, надо.
— Надо, надо. Всем тут чего-нибудь надо. По десять раз одно и то же ворочать.
Тем не менее капитан достал со стеллажа нужный ящичек, с грохотом кинул его на стол, и Паша сел за работу.
Уже через десять минут он держал в руках учетную карточку, заполненную в свое время Алексеем Морозовым. Номера кузова по техпаспорту и на сгоревшей машине полностью совпадали.
«Странно, почему Тягунов сказал, что машина вообще в ГАИ не значится? — думал Паша. — Не нашел карточку или хотел что-то скрыть от меня?»
Снова знакомое волнение овладело лейтенантом. Он аккуратно все записал, поставил ящичек на место, поблагодарил хмурого капитана.
— Ну, нашел, нет? — не поднимая головы от стола спросил тот.
— Да вроде нашел, спасибо. Еще раз на кузове том посмотрю, две цифры неясные. Там же все сгорело, цифры покорежились.
— Ну-ну. С тебя бутылка.
— Хорошо. В другой раз.
Сайкин вышел на крыльцо двухэтажного длинного здания областной ГАИ, постоял. День был хорош: ярко светило солнце, с крыши капало, пахло близкой весной. Позади еще одна суровая, напряженная во всех смыслах весна…
А, всё это лирика, к черту ее! Тягунов у него теперь на крючке. Нужно действовать, и побыстрее! Нужны новые доказательства вины майора, покрывающего бандитов. С чего бы это? Зачем? Тягунов вообще-то производил на Пашу хорошее впечатление — рассудительный, спокойный, умный. А тут… Впрочем, ясно же — деньги! И, видно, немалые. Сколько уже ментов на них сгорело! Ах, Вячеслав Егорович, Вячеслав Егорович! Кто бы мог подумать?! А как он хорошо прячется, как ловко ведет двойную жизнь! Ведь ни у кого не возникло сомнения в его порядочности и верности милицейскому, служебному долгу, а вот перед ним, Сайкиным, он все же про'кололся. Какая-то мелочь, сомнение и — пожалуйста: скрыл, что номер в ГАИ существует, что сгоревшая машина — Морозова!