Крестная мать

Ераносян Владимир

— А красные муравьи плохие. Это черные хорошие, — попыталась сквозь слезы оправдаться Машенька.

— Кто тебе сказал такую глупость? Все муравьи пользу приносят. Им природа жизнь дала, а ты эту жизнь отнимаешь. Кто тебе дал право решать, жить этим мурашам или нет? Почему ты такая жестокая? Обрадовалась, что они беспомощные, а если придет какой-нибудь великан и будет тебя давить своей огромной ступней? Как ты этих муравьев. Тебе это понравится? Жестокость порождает жестокость.

Девочка плакала навзрыд.

Михаил Иванович еще долго мог философствовать в этом роде, поучая

малышей. Но вдруг он заметил, что возле калитки остановился перламутровый "порш". Из него вышел высокий, элегантно одетый мужчина в ярко-красном галстуке. Михаил Иванович узнал этого человека. Этот человек приезжал к нему всегда, когда Бейсику требовались его услуги.

"Придется сегодня оформлять отпуск без содержания", — подумал Михаил Иванович.

— Ну все, ребятки, прогулка закончилась, всем мыть руки перед обедом.

Толик и Бориска побежали первыми. Они были рады, что дядя Миша забыл их наказать.

Киев. Украина

Самолет ТУ-154 совершил посадку в киевском аэропорту. По трапу спускался немолодой, слегка сгорбленный человек. На нем был бордовый костюм. Кипельно-белый воротничок его рубашки стягивал модный зеленый галстук, пристегнутый к рубашке вычурной заколкой, пальцы сжимали ручку кожаного кейса с цифровым кодом. В этом человеке трудно было узнать воспитателя детского садика в белой пожеваной панамке. А ведь это был тот самый дядя Миша, наемный убийца Крюк, получивший заказ Бейсика.

Севастополь. Крым

С размаху метнув увесистый шар в выстроившиеся кегли, Цезарь вновь уселся в шезлонг. Шар с грохотом покатился к фишкам и, ударив хлестким шлепком, снес все до единой.

— Как всегда твоя взяла, — пробормотал коренастый тип, бритая голова которого была посажена на бычью шею. Не сказав больше ни слова, мордоворот подал Цезарю большое махровое полотенце и устроился в соседнем кресле. Этого человека звали Ваня Хватов: он был известен как рэкетир, работающий на Цезаря.

Глядя со стороны на Хватова, можно было подумать, что его сморщенный лоб и нахмуренные брови — свидетельство работы мысли. Но сейчас на Хватова со стороны смотрел только Цезарь. А уж Цезарь-то знал, что Хватов не думал сейчас ни о чем. Да, Хватов обладал редкой способностью ни о чем не думать в присутствии дядюшки Цезаря, потому что знал: за него думает Папа.

Цезарь, отпив глоток апельсинового сока, раскрыл газету, затем оторвался от нее и бросил изучающий взгляд на своего верного пса, имеющего на все случаи жизни одно выражение на плоском лице, которое навечно утрамбовал бокс. Цезарь не собирался отдавать распоряжение, ему хотелось поговорить о том, что его волновало…

Цезарь не боялся делиться с Хватовым самым сокровенным. Он ему доверял. Доверял потому, что Хватов был своеобразным собеседником. У этого крушилы в ушах помещалось сито. Сортирующие слова Цезаря на приказы, которые надлежало выполнять, и не обязательную для усвоения информацию, которая вылетала из его головы сразу. В этой сортировке Хватов преуспел за долгие годы работы на Папу. Что касалось мыслей, не связанных с работой, то они не пестрели ассоциациями.

Нельзя сказать, что мозг Хватова был полностью обделен воображением. Но бесспорным являлось то, что нормальным состоянием мыслительного процесса Хватова в периоды, не занятые делом, был тупик. Цезарь дорожил столь ценным человеком. Скорее, Хватов был роботом, чем дегенератом. Свое дело он знал.

От Хватова и не требовалось быть компанейским парнем, умеющим поддерживать разговор. Достаточно было ему сконструировать хотя бы одно предложение точно в ответ на любой вопрос Папы. Папе Хватов отвечал всегда, с каким бы напряжением мысли это ни было связано. То, что он произносил в ответ, имело, как правило, подлежащее и сказуемое. Составление второго и тем более последующих предложений давалось Хватову с трудом. Поэтому он предпочитал отвечать односложно. И по этой же причине практически ни с кем, кроме босса, не общался, отчего прослыл молчуном.

Когда шевельнулся рубец на правой щеке Цезаря, Хватов понял, что Папа будет говорить, а значит, он будет слушать.

— Убийство по заказу в Москве стоит от пяти до двадцати тысяч в зависимости от персонификации мишени. — Он отложил газету. — В Киеве наверняка столько же. Что скажешь? — обратился он к Хватову.

— Только скажи — загоню в могилу любого бесплатно, хоть в Киеве, хоть в Москве, — отозвался Хватов.

— Ваня, нам суетиться ни к чему. Пусть все произойдет само собой, так, как должно быть. Даже если будет наоборот. Лишь бы не было войны в Крыму. Пусть Бейсик прикончит сучку в ее собственной берлоге. Или она его. С победителем мы договоримся. А то лезут скопом, спасу от них нет.

— Да уж, слетаются, как мухи на говно, — покачал головой Хватов.

— Да пусть слетаются. Бог с ними. Они нам свою копеечку иметь не мешают, надо просто все по-человечески решать, по-христиански. Я, ты знаешь, Арсена не любил, дурно себя вел, не спрашивал у меня добро. Но шлепнул-то его не я, а киевляне. Она меня даже в известность не поставила. Выходит, она меня в грош не ставит.

— Может, отрядить Буба в Киев на гастроли? — насупившись, пробурчал Хватов.

— Ваня, Ваня, ты, я гляжу, лихач, ну, тогда сходи заодно в погребальную контору, закажи катафалк для нас с тобой. Вступить в прения с Родионовой — все равно что объявить войну Украине. Если хочешь, я закажу тебе место в севастопольском эфире для объявления войны.

Казалось, даже складки на лбу Хватова приняли очертания вопросительного знака.

— Тут, брат, политика. Открой свои глаза. Этот Шарун с первого своего шага дул в одну дудку с представителем президента, ему на все зеленый свет. Лицензия на вывоз цветных металлов — пожалуйста, акционировать центральный универмаг — можно, выкупить двести га городских угодий с постройками — а как же. Нет, браток, об этот орешек пусть Бейсик свои зубки ломает. Наше дело нейтралитет. Мы никому не мешаем, всем улыбаемся, живем потихоньку, занимаемся легальным бизнесом. Ну и так, между делом, собираем дань с лоховистых. Это твое направление, Ваня, сейчас тебе полегче будет. Молодняк мы прищучили. Кого — мы, а кого — и не мы. Кстати, завтрашнюю сходку ты откроешь, сынок.