Крестная мать
Шрифт:
Каблуки были слишком прямолинейными и излишне кичились независимостью. Цезарь же являлся носителем гибкой дипломатии.
Голопупые разнесли на подносах коктейли. Гости уселись за белые ажурные столики, расставленные вокруг бассейна. Цезарь, Хватов, два брата Каблука и прибывший из Москвы человек Бейсика устроились за одним длинным столом. Они смутно представляли собой нечто похожее на президиум. Открыл сходку Хватов. Он сказал:
— Прошу всех почтить память трагически погибшего Арсена минутой молчания.
Все встали и застыли в скорбной паузе.
Но теплый морской ветерок вмиг очистил
— Прошу садиться. Мне выпала честь открыть это собрание и выступить с речью. Я человек не красноречивый. Цицеронов у нас хватает. Но скажу одно. Раньше в Крыму был порядок и процветание, а сейчас из-за того, что у некоторых недоумков на башках повырастали короны, свой нос в наши местные дела суют люди со стороны. Они пользуются разбродом. В любом городе должен быть один Папа. Тогда все будет в порядке Один. А эти недоумки думают задницами. У них в голове вместо мозгов говно. Ну тогда пусть запишутся ко мне в очередь. Я им просверлю в башках анус, будет чем пердеть. Я все сказал. — Хватов опустился в кресло, пыхтя от злобы. На самом деле его злоба была всеобъемлющей. Направить ее в конкретную точку умел только дядюшка Цезарь.
Цезарь случайно поручил именно Хватову открыть сходку. Шутовская речь этого громилы предназначалась больше для человека Бейсика. С местными Цезарь предпочитал общаться с глазу на глаз, а москвич пусть думает, что сходка носит бутафорский характер.
Цезарю понравилось, что Хватов упомянул о людях со стороны. Пусть понимают эти слова как хотят. Однако Цезарь прекрасно знал, что присутствие человека из Москвы на сходке воспримут однозначно. Несомненно, большинство подумают, что, произнося "люди со стороны", Хватов имеет в виду киевлян. А ведь многие дельцы в Крыму считают москвичей такими же чужаками, как и киевских ребят. Но Цезарь так же хорошо знал, что хулить Москву не рискнет никто.
Цезарь увидел, как оживились гости. Все перевели взгляд на Каблуков. Братья сидели все с тем же безразличным видом. Тот, кто посообразительнее, сразу смекнул, что Каблуки заодно с Цезарем. "Видно, Цезарь что-то посулил Каблукам, раз эти уголовники изменили своему непреложному правилу держаться особняком и вступили с ним в союз. Такой альянс несокрушим", — примерно такие мысли вторгались в головы почти всех присутствующих, и кое-кому из гостей стало неуютно сидеть в удобных шезлонгах.
Цезарь встал, дабы разрядить атмосферу.
— Погорячился Ваня, — ласково произнес Папа. — Не рассчитал децибеллы. Мы здесь не для матов-перематов собрались, а спокойно пообщаться. По делу потолковать. Я благодарен вам, что откликнулись на мою просьбу приехать, оставили свои дела и семьи. Было бы лучше, если б мы съехались таким составом просто, отдохнуть от суеты, подышать свежим воздухом. Но, что греха таить, отдыхать мы привыкли каждый своим узким кругом. И только общие вопросы смогли нас заставить собраться за одним столом, обменяться мнениями, выработать общую стратегию. Сообща ведь всегда легче, чем в одиночку. Еще раз спасибо, что приехали.
Цезарь сел. Он сегодня правил балом. Сходка шла по его сценарию.
Цезарь не ставил перед собой задачи придать
Это была удобная тактика, дабы воздержаться от всякого рода объяснений, обозначить свою позицию скупым образом, весь смысл которого в его бессмысленности. Никаких резких выпадов, обвинений и разоблачений, лишь призывы к христианскому миру и согласию. Такая практика не будет резать слух ни власти, ни оппозиции, даже если они поменяются местами. Под емкими словами "власть" и "оппозиция" Цезарь сейчас понимал москвичей и киевлян. Цезарь был из тех людей, которые не только замечают, но и анализируют чужие ошибки.
У него было свое особое мнение насчет пришлых людей. Однажды осенью 1992 года его ребята наехали на Илью Петрашева, открывшего в Севастополе отделение партии Русского национального единства. Цезарю не понравилось, что четверо из потенциальных бойцов, которых он приметил в спортивных секциях для своей бригады, поддались соблазну униформой чернорубашечников и вступили в фашисты. Но у Цезаря хватило мудрости оставить Петрашева в покое. Цезарь не стал громить офис фашистов. Иные подумали, что его остановил отчаянный вопль фанатика, который стал пугать Цезаря возмездием баркашевцев. Да нет… В этой угрозе правдоподобным был лишь плавающий зрачок в наполненных мокротой белках местного фюрера. Но Цезарь не захотел связываться, потому что дал себе зарок — не трогать говно. А еще он вспомнил об одном проколе Арсена, этого ублюдка, который возомнил о себе Бог весть что.
Однажды в Севастополь приехала прокутить награбленное бригада киевских бандитов, специализирующихся на откровенном разбое. Фестивалили всласть, гудели на славу, а когда окончательно выпотрошили карманы, объявились средь бела дня в ювелирном магазине, который открыл Арсен, сгребли золотишко в авоську и умотали домой. Арсен вычислил, у кого гостили гастролеры, киевлян опознали, Арсен раскопал даже их домашние адреса. И в Киев вдогонку помчалась команда, которой суждено было застрять в украинской столице навсегда. Умные люди раньше высказывались, что Арсен решает вопросы, как пожарник. А теперь откровенно говорили: "Арсен в Севастополе разобраться не может, лезет в Киев местную мафию щемить".
— Не щадит своих парней… — прошелся по Арсену Цезарь. А про себя лишний раз подумал, что гастролеров и пришлых людей, будь то блатные, приехавшие принять солнечные ванны, или отдыхающие от кровавых будней на крымских пляжах иногородние мафиози, нельзя недооценивать. Будь то даже самые заурядные гопники. За ними следует присматривать, к ним надо приставлять хвост и водить до убытия.
Пришлые люди могут чинить беспредел, потому что на крымской земле они кочевники. Нагадят и исчезнут. Их здесь ничто не держит.