Крестом и стволом

Серегин Михаил Георгиевич

– А чего его искать? Я знаю, кто он, – усмехнулся Санька.

– Да ну? – не поверил отец Василий.

– Вот те крест! – насмешливо перекрестился друг. – Только рано его брать, – покачал он головой. – Есть у меня информация, что не время пока Бухгалтера трясти. Нужно еще немного в засаде посидеть.

Санька встал, и его тут же перекосило от боли.

– Вот всегда так! – засмеялся он. – Пока в деле, ничего меня не берет! А стоит расслабиться… Можно вопрос, Мишаня?

– Конечно, – пожал плечами священник.

– Ты-то

каким боком к Парфену стоишь? За каким хреном они этот беспредел учинили? Почему они думают, что ты с этим связан?

Отец Василий на секунду задумался.

– Видишь ли, Санек, – медленно, с расстановкой произнес он. – Парфен-то после той аварии, можно сказать, у меня на руках умер. Да и до того у нас пара интересных встреч была, – он вцепился в еще не просохшую бороду пальцами и завершил: – Я понимаю, что этого мало, но, похоже, где-то сработал испорченный телефон. Помнишь такую игру? Была у нас в детстве… Сказали одно, а услышали другое.

– Ладно, пошли, багажник мне откроешь, чемоданчик свой заберу, – улыбнулся Санька своей открытой, безмятежной улыбкой. – Или, знаешь, припрячь его у себя. Будет повод еще раз к тебе зайти, чайку попить.

* * *

Отец Василий открыл багажник, проводил Саньку долгим, тоскливым взглядом и вернулся в дом. Он не представлял, что будет делать, как сможет обезопасить жену от повторения случившегося. Но Ольга все решила сама – быстро и однозначно.

– Знаете, батюшка, что-то мне здесь неуютно, – подошла она к мужу и внимательно посмотрела ему в глаза. – Вы как хотите, а я к Верке пошла.

– Почему? – спросил отец Василий, пережив мгновенное неконтролируемое замешательство, и тут же почувствовал исходящую от этого слова фальшь.

– А к кому еще? – задумчиво произнесла Ольга. – Можно, конечно, и к Анзору. Но у него и так полон дом, мал мала меньше, обедают в две смены. А у Веры, хоть комнатенка и маленькая, зато спокойно. Я у нее гостила, знаю.

Смысл в предложении был. В том, что Вера примет Олюшку, отец Василий не сомневался. По крайней мере там однозначно будет спокойнее. Конечно, отцу Василию было как-то не по себе от мысли, что он, крепкий, тренированный мужчина, не может защитить супругу, но он понимал, что это в нем просто гордыня говорит – недостойное его сана, мелкое, эгоистическое чувство. Он видел и другое: жена оказалась куда как крепче, чем он думал, и, наверное, если бы она расплакалась или вообще устроила шумную, с битьем посуды, истерику, было бы проще. Но она повела себя в момент настоящего испытания жестко и точно, почти по-мужски.

– Пожалуй, ты права, – после недолгого размышления признал он. – Сегодня пойдешь?

– Прямо сейчас, – решительно поджав губы, сказала жена. – Чего тянуть?

* * *

Весь

день священника преследовали сомнения. Еще и еще раз он задавал себе один и тот же вопрос: правильно ли он поступил? Формально в стрельбе был повинен Коробейник. Но отец Василий понимал и другое. Случись ему завтра предстать перед господом, и ему нечего будет ответить. Сказать, не знал, что так получится? Но это будет лукавством, не меньшим, чем Каиново «Я не сторож брату моему…».

«Нет, – убеждал он себя. – Никаким иным способом мне было Ольгу не спасти! Не та публика». Но глубоко внутри он понимал, что это лишь отговорки. Он смалодушничал уже тогда, когда впервые «во спасение» соврал Батону, будто знает Бухгалтера и знает, что тот ему позвонит. Не будь этой первой лжи, не потянулись бы и остальные звенья цепочки, приведшей в результате к пяти трупам сильных, молодых мужчин. Не будь этой лжи – и все решилось бы там, на месте, сразу и навсегда.

Лишь с огромным трудом он довел утреннюю службу до конца и, чтобы сделать хоть что-нибудь, позвонил Косте.

– Привет-привет, Миша, – холодно отозвался из телефонной трубки товарищ. – Ты что же это у меня в больнице свои порядки наводишь?

Отец Василий хотел объяснить, но понял, что тогда ему снова придется врать, а ложью он был сыт по горло.

– Прости меня, Костя, – только и попросил он.

– Между прочим, я в твою церковь со своими порядками не суюсь.

Отец Василий снова хотел сказать, что храм не его, а божий, но не поддался греху противоречия и просто извинился еще раз.

– У меня вся воспитательная работа с персоналом к чертовой матери полетела! – повысил голос Костя. – Пришел, видите ли, мой лучший друг, отпихнул медсестру, вытащил тяжелого послеоперационного больного из кровати и увез в неизвестном направлении! Это, по-твоему, порядок?!

– Нет, разумеется, еще раз прости. – Ладно, хватит об этом, – внезапно прервал себя Костя и сердито добавил: – А то я, как думать об этом начинаю, все просто из рук валится! Как там твой пост – продолжается? Или, может быть, заедешь?

– Заеду, конечно, Костя, о чем разговор? – ответил отец Василий, получил одобрительное «ну то-то же», положил трубку и тихо, немного истерично засмеялся – Костя был неисправим.

* * *

Этим же вечером все духовные труды отца Василия полетели – не будем называть к какой матери. Они с Костей надрались до такой степени, что чуть не пошли искать женщин. Точнее, женщина срочно понадобилась главврачу, а священник настойчиво предлагал тут же провести обряд обручения, буде найдется особа, действительно достойная его лучшего друга.