Крестом и стволом

Серегин Михаил Георгиевич

На всякий случай он подкрался к машине. Дверки были распахнуты, а вокруг лежали вповалку трудно различимые в темноте тела. «Ах ты, горе какое!» – ужаснулся священник тому, во что втянулся Санька.

Со стороны дороги раздался протяжный разбойничий свист. Отец Василий вздрогнул, оглянулся, отошел от машины и, уже никуда не торопясь, побрел навстречу идущему по лесной дороге Коробейнику.

– Ты чего сопли жевал?! – почти сразу обрушился на него Санька. – Сразу надо было их мочить! Как только жену получил!

– Я сигнала

твоего ждал, – смущенно признался священник.

– Какой тебе на хрен сигнал нужен?! – возмутился Санька. – Я же тебе специально сказал: клешнями будешь махать сам! Пришлось, блин, всю работу за тебя делать!

– Я бы не стал их убивать, – покачал головой священник. – Ты же знаешь.

– А кто тебя просил убивать? Навернул в челюсть – и прощай, отечество! Чего ты как неживой был?

Некоторое время они шли молча, а потом Коробейник повернулся к священнику и цокнул языком:

– Да-а… Ты и впрямь другим человеком стал. Вроде и силушкой бог не обидел, да только с прежним Шатуном мы бы их сразу, на месте всех ушатали бы.

– Ты что, всех положил? – вместо ответа спросил отец Василий.

– Не всех, не боись! – рассмеялся Коробейник. – Батону, правда, досталось – пару месяцев на коечке проваляется! Не веришь? Пошли, пульс пощупаешь! А Рваный, так тот и вовсе целым ушел – прыткий, зараза!

Священник вздохнул и понял, что ему полегчало, хотя идти и щупать пульс он не хотел.

– С супругой-то все в порядке? – перевел разговор Коробейник.

– Вроде да.

– Хреново, конечно, что Ольгу в это дело втянули, – вздохнул Санька. – Придется ей где-то перекантоваться, пока страсти утихнут.

– А когда, ты думаешь, они утихнут? – с горечью в голосе спросил священник.

– Когда Бухгалтеру на живот утюг поставят, – усмехнулся Коробейник. – То, что не раньше, это я тебе гарантирую. Ладно, хватит об этом, кажется, мы пришли.

Они вытащили Ольгу из кустов и направились по мягкой лесной дороге вперед – где-то там должна была пролегать трасса. Ольга, сотрясаемая мелкой дрожью, жалась к мужу, но молчала. И от этого ее молчания им обоим было не по себе, как будто при них ни за что обидели ребенка.

* * *

Только часа через полтора они вышли на шоссе, но и дальше двинули опять-таки не по трассе, а по бегущей вдоль дороги тропе, приседая и прячась, как только замечали огни проходящих машин.

Ольга быстро устала, но не жаловалась и, только когда они уже около пяти утра переступили порог дома, тихо извинилась и ушла в ванную – воду, слава строителям, Петрович уже подвел. Отец Василий виновато посмотрел ей вслед и отправил Коробейника в сад принимать душ. Когда они уже переоделись в чистое, священник, еще раз убедившись, что с Ольгой все в порядке, повел друга в летнюю кухню.

– Ничего не хочешь рассказать? – спросил священник, ставя на плиту

чайник. – А что рассказывать? – усмехнулся Санька. – Что меня со службы списали? Так это ты и сам прекрасно помнишь. Как я со своей медсправкой пытался в ментовку устроиться? Или как полгода на заводе слесарил, а потом два года зарплату не мог выбить? Так ты не на Марсе живешь, знаешь, чай, как это бывает.

– А что дальше было?

– А дальше все просто. Пытались меня и всякие Парфены под себя поставить, но ты же знаешь мой характер. В общем, занял денег – и пошло-поехало.

– Ты что, бизнесмен? – потрясенно уставился на Саньку священник.

– Вроде того, – усмехнулся Коробейник.

– А при чем здесь Парфен? Фамилия твоя новая? Как тебя вообще сюда занесло?

– Парфен мне бабки должен, – серьезно сказал Коробейник. – Сделка-то у нас была вполне легальная, да кто же знал, что так все получится?! Ну, навел я справки по своим каналам, понял, что по закону я своих бабок и через двести лет не увижу, вот и приехал… Бухгалтера этого долбаного искать. У здешней братвы меня и повязали, «до выяснения», так сказать.

– А фамилия? С какой такой стати ты вдруг Чукалиным заделался?

– Ты не поверишь! – рассмеялся Коробейник. – Я права подделал! Грех, понимаю, да только время – деньги, а мои права тю-тю, крылышками махнули. А паспорт до сего дня вон в чемоданчике лежит, вместе с пушкой, можешь посмотреть, пока я добрый.

Отец Василий покачал головой и начал заваривать чай. Получалось, конечно, складно… слишком складно. Он посмотрел на своего боевого друга и вдруг устыдился. Ни разу Коробейник сегодняшний не поступил так, как не поступил бы Коробейник вчерашний, тот самый, что спас ему жизнь, подставившись под бандитскую пулю. И если бы не чужая фамилия в правах, у священника и тени сомнения бы не возникло. Ни в чем.

Он разлил чай по чашкам и тревожно выглянул в окно. Но Ольга, умывшаяся и причесанная, уже деловито хлопотала на кухне – он помнил, что у нее со вчерашнего дня осталось недоваренным варенье.

– Хорошо тебе! – внезапно сказал Коробейник. Он произнес это с таким чувством, что отец Василий опешил.

– А ты что же? – не нашел чего умнее спросить он.

– Знаешь, – отхлебнул Коробейник из чашки. – У меня ведь дом покруче твоего. На летней кухне мебель из испанского дуба, а пригласить некого…

– А ребята?

– Да нет уже, считай, никого, – покачал головой Санька. – Каспер и Дух погибли. Это ты помнишь. Чижа посадили – не тому, кому надо, челюсть сломал. А остальные рассосались как-то. Нет никого. Я пару раз к ротному зашел, а говорить-то и не о чем. У него учебный план, молодняк, а у меня с турками встреча да с партнерами «стрелка». Вот так и живем. Ладно, – поднялся он. – Спасибо, так сказать, за хлеб-соль, а мне пора.

– Что, Бухгалтера пойдешь искать? – искоса глянул на друга отец Василий.