Крестоносцы
Шрифт:
Не дошли в первый день, вёрст может тридцать отшагали и встали. Сплошные болота, а не дорога, и ручьи разлились и все поперёк дороги.
Ночевал Андрей Юрьевич в фургоне, закутавшись с головой. Такой резкий переход из лета в осень получился, что согреться никак не мог.
Оставшиеся двадцать вёрст до Юрбарга преодолели, убив ещё целый день. Только когда солнце, вылезшее, наконец, после обеда в разрывах туч и облаков коснулось горизонта, разведчики вернулись и доложили, что вон за тем поворотом дороги большой овраг, а на другом его берегу начинается лагерь Гедимина.
Андрей
Впереди был и правда глубокий и широкий овраг наполовину водой заполненный, а вот на севере был небольшой холм, заросший редкими соснами.
— Вон туда, на холм, правьте, и там лагерь разбивайте, — скомандовал он Даньке, — А я до лагеря литвинов скатаюсь.
С десятком гридней и тронулся пока не стемнело.
Лагерь был огромен. Он занимал территорию примерно верста на версту. С холма, на который они сначала заехали, чтобы убедиться, что там можно лагерь разбить, войско Гедимина расположившееся в пятистах примерно метрах от другого холма с крепостью было видно, как на ладони. Андрей Юрьевич ещё и подзорную трубу достал и так его рассмотрел с приближением двенадцатикратным.
И почти сразу перевёл взгляд на крепость. Вот так вот! У стен что-то чернело, и в подзорную трубу было видно, что это убитые люди. Гедимин, получается, времени даром не терял, и по прибытию к замку сразу организовал штурм. И судя по десяткам, даже сотне, скажем, трупов под стенами, штурм был не сильно удачным. А у него вообще штурмы удачными бывают?
Стены были не высоки, а из шести башен достроены были только две, остальные выведены только чуть-чуть выше уровня стен и не имели крыши. Рядом с воротами и чуть подальше у одной из башен на земле валялись лестницы. Сразу их столкнули защитника или после того, как литвины откатились, не важно. Важно, что Гедимин теперь, если не полностью без осадных лестниц остался, то без большей части точно.
В самом лагере горели костры, много костров. Варили себе люди кашу или каких гусей на вертеле зажаривали, видно не было, но костров было много — несколько сотен. Выходит, что и в самом деле Великий князь Литовский привёл сюда на взятие этой мелкой недостроенной крепости несколько тысяч воев.
— Смотри, Елисей, — ткнул пальцев в сторону ворот Андрей Юрьевич, — эти вояки даже заслона напротив ворот не выставили. Сейчас тевтонцы сделают вылазку и покрошат ближайших.
Командир сотни конных арбалетчиков, которого князь взял с собой, достал свою подзорную трубу и оглядел тот кусок лагеря.
— Они даже рогаток не выставили… Ого, княже, а ворота-то открывается, прямо сейчас и будет вылазка!
Событие двадцать пятое
— Это Мазай, вон тот с луком Неёла. Рядом его брат Токмак. С седой бородкой Шугарь, а высокий — это Шадра. Все они старшины в своих поселениях, — тиун Алексий Меньшов сегодня
Роман Судиславич, как увидел в первый день этого бражника, хотел турнуть его из городка, но теперь передумал. Оказалось, не просто так пил тиун, сорок дней по жене справлял. А так успел с местными и Наум Изотыч пообщаться, и сам боярин с ключником Аврамиево-Городецкого монастыря поговорил. Все Алексия хвалили. Не дурак, с местными дружно живёт, не притесняет их шибко, и потому те не нападают в последнее время на русских.
— Зови, в дому поговорим. Ветер холодный до чего. Как вы тут вообще живёте?
— Сносно живём, — покивал боярину тиун и пошёл к стоящим наособицу старшинам мерянским.
Минут через десять уже сидели в просторной горнице у Меньшова и старушка в чёрном платке выставляла на стол чашки со взваром и какие-то непонятные хлебные изделия на просфоры похожие. Плоские такие кругляки, чем-то обсыпанные и без креста сверху.
Боярин пригубил взвар, ягодами отдаёт, ещё какие-то летние ароматы — вкусно, хоть и чуть тёрпко. Покусал и просфорки эти. Тоже не плохо, и тоже с ягодами, тут явно малина сушёная. Ею и посыпаны сверху.
Меряне сидят чинно за столом, попивают взвар, закусывают и молчат. На дикарей совсем не похожи. Хоть по лицу видно, что не русские. Овал лица другой, волосы чересчур белые. Словно ненастоящие. Одежда в яркой вышивке, как платья на дивчинах у них в настоящем Галиче.
Вскоре угощение закончилось и Роман Судиславич решил к делу перейти.
— Неси, Наум Изотыч, — кивнул он помощнику ключника.
Хромец бодро протопал к сундучку, что они с собой привезли, и, открыв крышку, достал из него небольшую коробочку резную. Прихромал назад и на освобождённый от чаш и тарелок деревянных стол водрузил, нарочито громко брякнув о доски.
— Хочу вам показать поделки, что в нашем княжестве делают, — привстал с места боярин и открыл крышку коробочки.
Света в избе, или скорее тереме небольшом, прилично, и даже лучики солнечного света пробиваются через распахнутые ставни. Роман Судиславич достал из коробочки бусы цветного стекла и положил на стол, за ними вторую нитку, а потом третьи бусы с двойной нитью. На стол один из лучиков света падал как раз, и именно на эту жёлтую полянку и положил боярин бусы, которые сразу заиграли множеством красок.
— Это стеклянные бусы. У нас во Владимире делают. Не, не в этом вашем на Клязьме. В настоящем. Что думаете мужи, можно такими у вас торговать? Дадут за них мягкую рухлядь? У нас за нитку из двадцати бусин до двух гривен цена доходит, две бусины ежели, то рубль, — боярин достал из калиты новые серебряные монеты. Их успели всего несколько сотен начеканить, и вот полсотни дали Роману Судиславичу.
— Продвигать будешь разумное, доброе, вечное. В монете двадцать грамм… ай в гривне киевской пять таких рублей, — вручая кошель тяжеленный боярину, сказал князь Владимирский.