Крестоносец из будущего. Командор
Шрифт:
— А вот так! Как ты сегодня благословил коленопреклоненных крестоносцев. И тем самым добровольно взял на себя права главы ордена. Но и его обязанности тоже, в том числе и целибат. А теперь тебе нужно отдохнуть, ваша светлость! И снять доспехи. Сейчас тебе помогут!
Священник не стал дискутировать дальше и, оставив огорошенного командора, пошел к орденцам, что стали затевать небольшой праздник, ведь случай был более чем подходящий. Андрей с тоскою посмотрел на них и непритворно взвыл:
— Надо же такому случиться?! Сам, добровольно себя евнухом сделал! Анне бы сказал — ни за что бы баба не поверила.
Представив себе такую картину и как бы наяву ощутив омерзительный запах, Андрей невесело рассмеялся…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«В ЗНОЙ МАХНЕМ, НЕ ГЛЯДЯ МЫ, НА ПУРГУ-МЕТЕЛЬ»
ГЛАВА 1
— Хотел как лучше, а получилось, ва-ще, все путем! А форма-то какая вышла — прямо настоящий «фельдграу»!
Андрей с нескрываемым удовольствием смотрел, как на просторном лугу занимается добрая сотня лучников в серых домотканых плащах. И работали молодые парни с огоньком, без устали метая стрелы в мишени из спешно сколоченных добротных досок, желтеющих оструганной поверхностью. Доставалось и чучелам. Большие мешки, туго набитые соломой и подвешенные на шестах, только вздрагивали от попаданий длинных стрел. Садили по этим мишеням из двух десятков длинных тисовых луков, которые переходили из рук в руки по очереди.
Вот уже три недели, как первая полусотня занималась стрельбой, а вторая под неусыпным надзором орденских ветеранов энергично проходила тактическую подготовку, то рассыпаясь за кустами, то совершая различные перестроения.
На дальней стороне поля занимались три десятка «синих» — для подготовки конных стрелков требовалось больше места для занятий. Да и для «серых» лучше, иначе бы в них давно полетели остроты и насмешки со стороны «профессионалов» — там все воины в той или иной мере прочувствовали запах «пороха», отслужив в свое время или в ордене, или на местных панов с купцами. В общем, зрелые тридцатилетние мужики, не вьюноши какие, они хорошо знали, с какой стороны меч держать и как на коне верхом лук натягивать да метко в цель попадать…
«Разводка лохов», так Никитин назвал сию незамысловатую операцию, прошла как нельзя лучше. Ни Андрей, ни отец Павел такого благоприятного для ордена исхода даже не ожидали. Белогорцы, вставшие перед перспективой остаться один на один с местными панами, давно положившими глаз на их богатые селения, дрогнули и «купились», тем паче видя собственными глазами веские доказательства «коварства» Сартского в лице рыцаря Зарембы и его заново экипированных воинов.
И живо, хоть и не без труда и коротких споров с криками и мордобитием, пошли на такие уступки, о которых Андрей вначале и не помышлял. И теперь здесь задолго до появления в его истории казачества была фактически введена воинская повинность, пусть и не поголовная, но распространенная на добрую половину населения.
Три сотни дворов с лишком, без малого четыре тысячи народа, проживающего в двух селах и нескольких выселках, с кряхтением выставили на орденскую службу «синих». Из расчета один конный воин в простом доспехе, с мечом, небольшим овальным щитом и луком с десятка крепких и многолюдных
И второй расчет Андрея полностью оправдался — местные крестьяне, люди весьма практичные, тратить собственные гроши на бесполезное в хозяйстве воинское снаряжение не пожелали категорически, зато здраво рассудили, что три месяца военной службы под знаменами ордена пойдут их сыновьям только на пользу. Тем более что большую часть года, девять месяцев, молодые парни будут трудиться на своих, и при том шесть лет не будет налогового бремени на семью в виде десятины. Лепота, да и только!
А траты в виде поставки продовольствия для кормежки собственных сыновей или их обмундирования в домотканые плащи столь незначительны, что их можно и перетерпеть, не вздохнув — ущерб мизерный, зато другие выгоды намного серьезнее.
— Хорошие будут воины!
Рядом с Андреем встал священник. Отец Павел взглядом бывалого рыцаря оценил новобранцев исключительно позитивно. Да и Никитин был ими доволен. В сравнении с призывниками из его времени, всеми правдами и неправдами старавшимися «закосить» от службы, эти здоровые крестьянские парни предстали в самом выигрышном свете.
«Залеты» и иные нарушения дисциплины типа пререканий или отлынивания были невозможны по определению. Потому что такой вояка автоматически вылетал со службы со всеми вытекающими для него тяжкими последствиями. В семье вряд ли его по головке погладят за уплату десятины, а ровесники и, что намного страшнее, потенциальные невесты ехидными насмешками осыпать будут. И замена мигом найдется, вступить во вторую сотню желающих хватало с избытком.
Андрею пришлось даже под пустячными предлогами отказать в приеме на службу сыновьям кузнецов и оружейников. Пусть родителям лучше помогают — оружия и снаряжения потребовалось в неимоверном количестве.
Одно угнетало не понарошку — ведь Заволя привезет еще тиса и стрел, как раз на вооружения двух сотен и хватит. Вот только орденская казна хотя и позволит этому купцу выплатить за «товар», но после такого «кровопускания» останется пустой, как кувшин с вином в трактире. И пополнить «бюджет» скоро не удастся — десятина будет выплачиваться натурой, а где ее реализовывать прикажете?
В Плонск селяне давно не гоняли возы — нарваться на воинов Завойского им совсем не улыбалось, бывали уже прецеденты. Первое время выручали беженцы из Словакии, подметавшие продовольствие, как саранча, отдавая за него последнюю рубашку. На этом село и богатело, но с прошлого года поток переселенцев оскудел, а с нынешней весны и вовсе иссяк.
— Конвои, что ли, отправлять, да сотню лучников в охранение ставить? — задумчиво пробормотал Андрей и посмотрел на священника. Тот подумал минуту и согласно кивнул головой.
— Не станет Завойский битву за наш обоз у стен самого Плонска устраивать. Себе дороже выйдет. Да и чехи к сему неодобрительно отнесутся, если орденцы сопровождать его станут. Пропустит возы, вот только вряд ли большую цену дадут сейчас, нужно до весны ждать.
— Деньги-то сейчас нужны, — вздохнул Андрей и с надеждой посмотрел на отца Павла. Старик промолчал — и вопрос чисто риторический был, и ответа на него у них не находилось.