Крестоносец. Византия
Шрифт:
Ещё немного занялся я прогрессорством, разговорившись с Отто, которого очень заинтересовало руническое письмо его кузена, в котором Дитер Зальцигхунд рекомендовал меня как человека, который «отлично соображает в корабельных делах» и «знает много полезного».
На расспросы кормчего я поделился идеями парусного вооружения из будущего, а также предложил вместо архаичного рулевого весла нормальный руль с штурвалом, конструкцию которого неплохо изучил в походах с приятелями-яхтсменами. Даже сейчас сделать его несложно. Перо руля и штурвал с зубчатой передачей изготовят в любой плотницкой — были бы чертежи. Сковать цепи, соединяющие штурвал с рулём, тоже не вопрос. На худой конец можно обойтись канатами или кожаными ремнями. Отто очень заинтересовался, когда я объяснил, что судно с таким рулём судно будет куда поворотливее. Его можно понять, учитывая судьбу его старшего сына. Лотта говорила, что его судно, по рассказам очевидцев, просто не успело отвернуть… Думаю, с нормальным рулём у него
Мотивы у меня были не совсем бескорыстные. Если Лотта и правда забеременела от меня, и у неё родится сын, то он, когда подрастёт, скорее всего будет ходить по реке. Хотелось бы, чтобы он не повторил судьбу первого мужа своей матери. Это всё, что я могу для него сделать.
Сам Отто время от времени рассказывал разные байки о реках, и о тех, кто по ним плавает. Как то, когда он упомянул своего кузена из родного Висбадена (Отто переселился в Ульм после женитьбы), Роланд поинтересовался, почему такой бывалый моряк как Зальцигхунд перестал ходить в море, и что это за «очень плохое дело», которое заставило его отказаться от морских плаваний.
— Дело и правда было очень паршивое, благородный риттер. — вздохнул Отто. — Вообще-то это не тайна, хотя Зальцигхунд не любит об этом говорить. Но кто его давно знает, тем эта история известна. Кузен тогда молодой был, женился недавно, дети пошли, и очень ему хотелось свой корабль купить. Вот и устроился на один шнеккер из Эмдена, ходивший в северные моря, вокруг Норвегии и Лапландии, к берегам Биармии. Закупали меха и морской зуб, их там очень много, да меха такие, что графу или герцогу впору, а то и королю, а костью можно хоть целый дворец украсить, только плати. С хорошей выручкой приходили. Сходили раз, другой, третий… А на четвёртый кормчего и команду обуял бес жадности. Близ того места где они торговали, находилось почитаемое у тамошних язычников капище. Там было множество вещей из золота и серебра, усыпанных самоцветами и жемчугом. Морского зуба и драгоценных мехов вообще без счёта. И их штойерман уговорил команду напасть на капище, и разграбить его. Дело де богоугодное, разорить гнездо язычества. А с такой добычей заживём как бароны. И уговорил. Хотя, по словам Дитера, там и уговаривать особо не пришлось. Кузена Бог уберёг — поскользнулся и сломал ногу. Завязали её в лубки и оставили Зальцигххунда на борту. А сами дождались, когда местные ушли в лес, что-то там праздновать, и напали на капище. Жрецов, что там были, перерезали, жриц сначала оприходовали, в том числе совсем молоденьких девчонок, потом тоже убили. Капище разграбили, утащив почти всё ценное на борт. Уже заканчивали, когда вернулись тамошние язычники и напали на них.
Некоторых убили сразу — этим, можно сказать, повезло. Другие бежали на корабль. Местные за ними гнаться не могли, им все лодки пробили и вёсла унесли. Но старший жрец проклял всех грабителей. На корабле поначалу посмеялись — что, мол, сделает проклятие какого-то язычника добрым христианам? Эх, зря они так думали. В море вышли благополучно, но с первой же ночи начали умирать один за другим. Каждое утро кого-то находили мёртвым, без всяких повреждений, с лицом перекошенным от ужаса, словно увидели они что то очень страшное. Все начали молиться, обеты давать, да не помогло. Видно Бог их тоже проклял. Пытались спать днём — всё равно мёрли во сне. Пытались не спать, да только без сна человек не может. Засыпали и умирали. Тогда большая часть команды решила, что награбленные в капище сокровища навлекли на них проклятие, и потребовала от кормчего выкинуть их в море. Тот отказался. Как можно выкинуть такое богатство? Слово за слово, начался бунт. Кормчего и тех, кто был за него, убили. Зальцигхунд в этом не участвовал, с его-то ногой. Когда началась драка, он был в каюте кормчего, накрывал ему завтрак. Бунтовщики, кто уцелел, выкинули за борт всё, что награбили в капище. Вроде помогло, умирать во сне перестали. Кузен хоть и молодой был, но от деда немало узнал, да потом, в море, много чему научился. И в ветрах понимал, и в звёздах. Вот его и выбрали кормчим. Он повёл судно в Эмден. Все прочие радовались, решили, что удачного выбрались из этого дела. Да только от наказания всё же не ушли. У самого Эмдена шнеккер налетел на подводную скалу и сразу отправился на дно. Никто не спасся. Только Дитер выплыл, уцепившись за пустой бочонок. Без него точно бы утонул, он же, когда кормчего бунтовщики убили, припрятал его кубышку и потом носил деньги при себе. Покойнику они не нужны, а кузену пригодились. Выбрался он на берег весь седой, как лунь, а ему тогда и двадцати шести не было. В тот же день обошёл все церкви в Эмдене, и принёс обет Богу и всем святым, что в море больше не выйдет. Перебрался обратно в Висбаден, но без воды и парусов не смог, купил половину судна, и стал ходить по Рейну и окрестным рекам… Вот такая история, благородные господа, — закончил Отто, обводя взглядом нашу компанию и Аргуэльясов, тоже подтянувшихся слушать его рассказ.
— А те, которые умирали во сне с перекошенными лицами, что же они видели? — спросил Вим после долгого молчания.
— Что они видели, молодой господин? — мрачно переспросил Отто. — Думаю, не дай Бог никому из нас это узнать…
За всеми этими делами
[1] Ломбардцами в средневековой Европе называли выходцев из Италии, далеко не только из Ломбардии — купцов, банкиров, ремесленников
[2] Бертильонаж — метод опознания преступников по их антропометрическим данным с помощью рисунков и подробных описаний и измерений, придуман французским криминалистом Альфонсом Бертильоном в конце XIX века, отдалённый предшественник фотороботов.
Глава VII
Наше появление особого фурора не произвело. Ну да, очередные рыцари со своими оруженосцами и обслугой. Да и мы знакомых лиц не увидели. Первым делом поинтересовались, где располагаются шатры графа Гильом VII Молодого и короля Людовика, после чего мы разбили наш маленький лагерь о двух палатках на небольшом холме, у подножья которого протекал примерно метровой ширины ручей, журчащий в сторону Дуная.
Удивительно, что до нас на этот холм никто не позарился. Ну да, он находился чуть в стороне от общего лагеря. Шатры и палатки по большей части теснились вокруг королевского шатра. Так нас это вполне устраивало, к тому же вода в ручье была читая, тогда как ниже по течению, протекая мимо лагеря французской армии крестоносцев, она «обогащалась» экскрементами и прочей гадостью до такой степени, что в Дунай впадала уже какого-то коричневато-серого оттенка. М-да, о санитарии в XII веке существуют самые примитивные представления.
Едва мы устроились, я, оставив Эриха на хозяйстве, взял Вима в качестве переводчика, и мы верхами, с Пегой в поводу, отправились в город, уплатив в воротах четыре денье. На укрепление Венгерского королевства, как сказал стражник Виму на немецком, который в венгерских городах многие знают, особенно на Дунае.
В Эстергоме я уже бывал в XXI веке, когда устроил с женой и дочкой круиз по Чёрному морю и Дунаю, из Новороссийска в Констанцу, каналом до Дуная и вверх до Вены, со сходом на берег для осмотра достопримечательностей. Тогда это был небольшой городок, живущий туристами и своей историей. Эстергом помнит ещё времена Христа и расцвета Римской империи, когда был крепостью на римской границе. Хотя он и сейчас неплохо укреплён, будучи по факту столицей Венгрии. Правда, официально столицы в Венгрии сейчас нет, точнее, где живёт король с двором — там и столица, а короли живут, где нравится. Но при всём том уже больше полутора веков Эстергом — первый город Венгрии, и останется таковым до нашествия Батыя в середине следующего века. Здесь находятся резиденция архиепископа-примаса и Апостолического легата Святого Престола, а также один из королевских замков.
Но сейчас мне не до осмотра города. Надо успеть обойти лавки и много чего купить. Благодаря моему оруженосцу я смог управиться. Правда, Вим не знает венгерского, как и вся наша компания. Язык вообще непривычный русскому уху, (в отличие от большинства европейских языков, где хоть какие-то слова можно опознать), как и французскому, немецкому или бельгийскому. Говорят, венгерский язык имеет те же корни, что и финский, но лично я не увидел особого сходства между говорящими с пулемётной скоростью мадьярами и знакомыми по прежней жизни северными соседями, с их характерной тормознутостью. К счастью, многие жители венгерских городов, особенно на Дунае, владеют немецким, а образованные и латынью, так что Вим смог узнать дорогу к нужным нам торговцам, а потом и договориться о покупках.
Виноградное сусло и прочее для приготовления браги (запас спиритуса надо пополнять!), оливковое масло, дёготь, смолу, топлёный свиной жир, горшочки, деревянные пробки — давно собирался снова намешать адскую смесь, которая нам так помогла в бою с пиратами на Рейне, чувствую, ещё пригодится. У аптекарей закупили «земляное масло». Выходы нефти на территории будущей Румынии есть и сейчас, а по Дунаю до Эстергома не дальний свет. Купил и меди с оловом. Ещё искал магнитный железняк с графитом, но не нашёл. Обидно, но не смертельно.