Крестоносец
Шрифт:
Она слишком похожа на Домино. И мне вдруг стало страшно - что, если Элика уже сейчас пытается заставить меня забыть о Домино и делает это потому, что моей любимой нет в живых?
Нет, нет, не может быть, я не верю, не хочу верить! И я скажу об этом эльфке. А если она не поймет, если она не захочет меня понять, просто заставлю ее убраться отсюда.
Мне никто не нужен, кроме моей Домино.
Отдышавшись и обтеревшись намокшим полотенцем, я начал одеваться.
Пир в честь нашего прибытия в Фор-Авек получился невеселым.
– Бесспорное темное колдовство, - сказала мне Элика еще до ужина, во время беседы в моих покоях после купания.
– Причем очень сильное. Смесь стихийной магии с магией вызова, может быть, с некромантией. Поверь мне, виари никогда не практиковали такую мерзость.
– Но ведь все совпадает, - возразил я.
– В книге, которую дал нам Дуззар, описывается история массового убийства мирных жителей. Часть из них была утоплена, часть сожжена. А Дуззар говорит, что одержимых рвало водой, и на теле у них появлялись ожоги как от огня. И эти голоса...
– Эвальд, ты мне веришь?
– Эльфка от избытка чувств даже ножкой притопнула.
– Это не наша магия. Это что-то другое.
– А какая разница, наша не наша?
– заметил Домаш.
– Один бес колдоба зловредная. Ненавижу я все это чародейство всеми своими печенками. Ненавижу и боюсь.
– Никогда бы не подумала, что отважный роздолец кого-то боится, - с легкой насмешкой произнесла Элика.
– А ты не смейся, милая дева, не смейся! Мне семнадцать годков от роду было, когда отец мой захворал. Занемог страшно, то озноб его бил, то пот прошибал, живот распух у него, как у бабы на сносях, лежал пластом и все стонал. Наш местный знахарь сказал, что отец заболел оттого, что по дороге домой в корчме ледяного пива пару кружек выпил, но ничем помочь не мог. Тогда матушка выгнала знахаря и объявила награду в пять золотых монет тому, кто мужа ее исцелит. И вот пришла к нам в Бобзиглавицы старуха - страшная, черная, тощая, лысая, да еще с бельмом на одном глазу. Только глянула на отца и сразу сказала: "Чую черный дух от мужа твоего, паненка. Порча на нем. Коли хочешь спасти его, следи, кто над домом вашим летает, и убей его". Маманя так и сделала: собрала слуг да воинов и велела следить, что в небе над домом появится, а коли появится, бить без жалости. Я со своим луком тоже с ними пошел. В первый день воробьев да галок настреляли - страсть! Гору целую. А старуха нам: "Дураки вы! Ночью зло прилетает, ночью и смотрите!".
– И что дальше было?
– спросил я, поскольку почтенный байор сделал слишком уж длинную
– В следующую ночь отцу совсем худо сделалось, мать от него не на шаг и мне говорит: "Не уходи далеко, вдруг помрет хозяин наш, так хоть перед смертью благословит тебя!". А у меня одна мысль - увидеть, кто же такую немочь на наш дом напустил. Как у отца приступ прошел немного, я хапнул лук в сенях - и на улицу. Ночь звездная такая, сверчки поют. На башнях вокруг усадьбы факелы горят, воины отцовы сторожат. И я во дворе один как перст. И тут вдруг сразу десяток голосов как завопили: "Вон он! Бей!". Стрелы засвистели со всех сторон. Я только-только лук вскинул, и вижу - прямо к колодцу с неба какой-то ком черный свалился. Подошел я и задрожал прям: лежит на земле ворон, чернющий и здоровенный, чуть ли не беркута величиной, а главное - клюв у него железный. Враган, будь он проклят.
– Враган?
– Ну да. Прислужник колдовской, вестник горя. Кто-то из молодцов ему прямо в голову стрелой попал.
– Тут Домаш опять сделал многозначительную паузу.
– Поцепили мы вражину палками и в костер, чтобы сгорела в пепел.
– И что, поправился отец?
– Поправился. Уж наутро лихорадка его оставила, а через две недели он на коня мог садиться. Спасла ему жизнь та старуха. Так что не люблю я колдовства проклятого, по мне лучше с сотней урулов встретиться в чистом поле, чем с одним колдуном или мертвяком.
– Тем не менее, врагана этого простой стрелой убили, а отец твой выздоровел, - заметил я.
– Так что не все так ужасно.
– Может, не так ужасно, - проворчал роздолец, - но как вспомню, какие ноги у меня слабые стали, когда я врагана того увидел, до сих пор сам себе становлюсь противен.
– Элика, ты говорила, что чары в Фор-Авеке не имют отношения к твоему народу, - сменил я тему.
– Тогда что же это такое?
– Я не знаю. Пока не знаю. Надо послушать голоса.
– Ага, они заползут нам в голову, и мы станем бесноватыми, - сказал Домаш.
– Ты можешь не идти с нами, байор, - ответил я.
– Ну, уж нет! Вместе так вместе. И потом, один бес, где эти голоса нас найдут - то ли на стене, то ли в этих покоях.
– Верно, - Элика наградила роздольца благодарным взглядом.
– Не беспокойтесь, я смогу нас защитить.
– Не слишком ли самоуверенно?
– Думаю, нет. Если это действительно неупокоенные души, как считает Дуззар, они не слишком опасны. Все астральные существа не смогут пройти через защитный барьер даже второго порядка, не говоря уже о первом или высшем. А мне ставить такие барьеры приходится довольно часто.
– Постоянно общаешься с астральными существами?
– Не только. Иногда и с демонами приходится.
– Тьфу, помоги нам пресвятая Матерь!
– Домаш замахал руками.
– С такой-то поганью?
– Интересно, - я внимательно посмотрел на эльфку.
– Я слышал, что общаться с демонами может только эльф, обладающий силой Нун-Агефарр.
– Неверно, Эвальд. Общаться с демонами может даже арас-нуани. Владыка Нун-Агефарр способен вызывать демонов, а это разные вещи.
– Неужели фламеньеры поощряют контакты с демонским миром?
– Их интересует только одно - сила, которая позволит братству бороться с врагами империи. Все остальное неважно. Поэтому магам дана большая свобода действий. Но и контроль соответствующий. Каждый маг обязан отчитываться не только перед инквизиторами братства, но и перед Охранительной Ложей, а она жестко следит за соблюдением всех правил и беспощадно карает любого, кто их не соблюдает.
– Элика, скажи честно - что могла искать твоя сестра на Порсобадо?