Крестоносец
Шрифт:
– Наследие. Если святилище и в самом деле связано с историей, рассказанной в книге, Кара могла заинтересоваться двумя вещами - судьбой бесследно исчезнувших служителей во главе с То-Брианелем, либо артефактами, которые могли остаться в святилище со времен короля Ллианара, а то и с более ранних времен.
– А какой в этом смысл? Предположим, Кара нашла бы объяснение тому, как служители смогли избежать мести жестокого короля. Что это дало бы?
– Ты не понимаешь?
– Эльфка хмыкнула.
– Се ма нуайн, салард - ты совсем еще дитя. Континентальные виари во времена Второй эпохи обладали многими умениями и знаниями, которые мы утратили. Например, умением
– Погоди-ка, - сказал я, захваченный новой мыслью, - в замке Халборг мы слышали, что этот сулийский маг, Ирван Шаи, использовал эльфийские артефакты для открытия портала, через который он собирался куда-то отправиться сам - или отправить свою возрожденную вампиршу. Получается, что магистры Суль уже сегодня владеют кое-чем из вашего наследия?
– И это очень тревожит и Высокий Собор, и Академию. Теперь понимаешь, что случится, если в лапы властелинов Суль попадут наши древние знания?
– Представляю. Прямая транспортировка нежити в имперские земли. Возрождение вампиров и прочей дряни с использованием хронотехнологий, так?
– Именно.
– И после всего этого Высокий Собор считает, что наш главный враг - это Тервания?
– Эвальд, есть большая политика, а есть тайная политика. Армия империи составляет почти сто тысяч человек. Это храбрые и преданные воины, которые созданы для войны и распевают веселые песни, отрезая кинжалами носы своих пигаш. Они непобедимы в бою с людьми, но мало пригодны для отпора нежити. Для этого нужны фламеньеры. Воины, владеющие не только мечом и копьем, но и магией. Однако охота на маликаров в древних руинах или топлецов и козлаков в роздольских болотах - занятие, недостойное рыцарей. Кому охота месить грязь, мерзнуть, рыскать по сырым подземельям и заброшенным склепам? Кому нужны битвы, о которых никто нигде не говорит, не прославляет их героев, не слагает о них героических песен? Поэтому и фламеньеры изменились, сами того не заметив. Грозные истребители вампиров и прочих демонских тварей превратились в обычный рыцарский орден. Охотой на нежить занимаются только персекьюторы, инквизиторы, да служащие братству боевые маги, а потомки знатных семейств Элькинга, Апремиса, Аверны, Лотарии и имперских маркграфств, надевшие фламеньерские плащи, мечтают о настоящей войне - и войне победоносной. Легкой, яркой, с реющими по полю флагами и пением рогов, приносящей славу и почести. Войне, в которой, погибнув на поле боя со славой, не восстают однажды ночью из могилы. Войне, совсем не похожей на ту, что веками ведет мой народ. Поэтому империя и старается не будить настоящего зверя - Суль. Тервания более удобный враг, чем могущественные магистры-чернокнижники.
– Элика, ты такая умная, - восхитился я.
– Тебе бы лекции в МГИМО читать.
– Что?
– Ничего, это я так... Я понял твои слова. Ты права. Чертовски права...
Так что сидя за столом в трапезной замка Фор-Авек, я еще раз сказал себе, что без Элики я далеко не уеду. Она знает, что делает - в отличие от меня. Только вот нет ли во всем этом тайных козней моих лютых друзей из братства? Могу ли я довериться Элике до конца? Вот, как говаривал принц Гамлет, в чем вопрос...
– Милорд?
Я вздрогнул, повернулся на
– Что такое?
– спросил я.
– У вас печальное лицо, шевалье, - сказал Дуззар.
– Что-то гнетет вас?
– Да, - я встал и взял кубок.
– Я допустил большую оплошность. Мы уже долго сидим за этим столом, а я все еще не выразил свою благодарность за тот прием, который оказали мне и моим спутникам в этом добром доме. Посему поднимаю кубок за здоровье брата Дуззара, мессира Пейре де Торона, всех честных и храбрых воинов Фор-Авек и за империю! Пусть все наши враги провалятся ко всем чертям! Слава!
Кажется, я попал в точку. Мои новые братья по оружию повскакивали с мест и, гремя кубками и окованными в медь рогами, проорали:
– Хейл, шевалье! Хейл, император! Хейл, Ростиан! Хейл! Хейл! Хейл!
Я выпил вино из кубка, поставил его на стол и сказал Дуззару:
– Скоро полночь. Время взяться за дело. Не стоит заставлять наших врагов ждать.
Шансу отвели отдельное стойло в конюшне. Я вошел в стойло и убедился, что у моего четвероногого друга есть все необходимое - ячмень в яслях, вода в ведре и чистая солома.
– Шанс, умница, хороший конь!
– шепнул я, гладя жеребца по морде.
– Как хорошо, что ты тут, со мной!
Седло и аккуратно сложенные части барда лежали тут же, на специальной стойке. Все вычищено, смазано и заботливо укрыто чистым холстом. Грумы хорошо позаботились о моем коне и моем имуществе. И тут я вспомнил - совершенно неожиданно для себя.
Тряпичная кукла, которую я поднял на улице уничтоженного нежитью Баз-Харума все это время была со мной. Она так и лежала в седельной сумке, в которую я все эти недели, наполненные важными для меня событиями, даже не удосужился заглянуть.
Я вынул куклу из сумки, подержал ее в руках и понял, что пора бы подыскать для игрушки другого хозяина.
Вернее, хозяйку.
– Лелло, - сказал я оруженосцу, стоявшему за моей спиной, - ты с нами не идешь.
– Смею спросить, милорд - почему?
– в голосе Лелло слышалось удивление и разочарование.
– Потому что я так хочу. Отправляйся в мои покои и жди там. Это приказ.
– Мне?
– Элика была удивлена.
– Как мило! Но я уже не девочка, чтобы играть в куклы.
– Я не знаю, что с ней делать, - сказал я.
– Я подобрал ее в Баз-Харуме, сам не знаю почему. Это был секундный порыв. Выброси ее, если хочешь.
– Я бы предпочла, чтобы ты подарил мне красивое колье или шелковое платье, - ответила эльфка с лукавой улыбкой.
– Но эта малютка очень трогательна, и я принимаю ее. Спасибо.
– Не стоит.
– Чертовски холодно тут!
– встрял в нашу беседу Домаш.
– Надо было хоть штоф водки у келаря попросить. Мы замерзнем ночью.
– Не замерзнем, - Элика хмыкнула.
– Я вас согрею, саларды.
– Ну и стерва!
– шепнул мне роздолец, когда мы следом за Эликой поднимались по лестнице, ведущей на стену Фор-Авека.
– Прямо напрашивается на постель!
– Не говори глупостей, пан Домаш.
– Хороша паненка эльфка, хороша!
– сказал роздолец, глядя в спину поднимающейся по лестнице Элики.
– Глазки что звездочки, волосы - чистое золото, носик дерзко вздернут, губки как лепестки розы свежераспустившейся, титечки, ножки... Эх, где мои девятнадцать лет!