Крестопереносец

Булыух Михаил

Молнии, перекинувшиеся от меча, сотрясали тело Лихомана постоянно, его длиннющая красная полоска постепенно сокращалась… Но медленно, очень медленно. Гораздо медленней, чем полоска рыцаря… У Полбу оставалось ну совсем уж капелька, а у огромной руконогой головы еще больше половины

– … от лукавого… АМИИИНЬ! – из последних сил прохрипел крестоносец.

Небо разорвали тысячи отсветов, и практически, из каждой звезды небосклона в Лихомана впились изломанные молнии.

Божий гнев, восхищенно подумал Полбу. И умер.

17.

Ми-ми-ми…

Ту-ду-ду-ДУУУ!!! ДУ-ДУУ!!! Трррра-та-та-та-та-Та-ТААА!!!!

Константин пришел в себя.

Это было что-то! Просто потрясающе!

Фейерверк взрывающихся перед глазами чисел, в основном двоек и еще каких то… Пляшущие строки, и нереальная наполняющая душу божественная благодать!

В сознании разлетаются искрами тройка и нуль… снова фанфары, переходящие в барабанную дробь, нуль исчезает, появляется единица, двойка, еще одна тройка… Фанфары, не переставая играют, но барабанов больше не слышно. Три и четыре. Три и пять. Три и шесть.

Аве Мария!!! Как хорошо-то… Господи, неужели он уже в Раю? Чувство такое, что разве именно в Раю испытать можно…

Наслаждение внезапно схлынуло, оставив лишь слабую тень… Но даже этой тени, за глаза хватало, дабы рыцарь ощущал небывалую бодрость духа, радость, разбавленную толикой печали, да и что там говорить – счастье. Счастье человека, узревшего, пусть и одним глазком райские кущи.

Константин огляделся.

Он все там же, лежит среди мрачных склепов… Лежит на чем то мягком и бесформенном.

– Аве Мария!

Рядом с ним, сидит… стоит… валяется… один из мелких розовых колобков, порожденных Лихоманом. И горько плачет. Прозрачные слезы текут по веснушчатым щечкам, длиннющим ресницам, носу и даже ушам. Точно, у шарика, размером чуть больше головы барона, есть маленькие аккуратные ушки. Колобок всхлипывает, скулит, и все время лопочет «ми-ми-ми…».

Рыцарь присмотрелся. Нет, не красная надпись. Фиолетовая. Вот сейчас, отдохну минуточку, подумал Полбу, и раздавлю это исчадье… Интересно, а где остальные? Их же несколько было…

Колобок подкатился к барону, печально и серьезно посмотрев ему в глаза, и сказал:

– Ми-ми-ми.

И уткнувшись носиком-пуговкой в геройскую подмышку, захныкал еще жалобней.

Константин хотел было оттолкнуть тварь, но на одной руке он лежал, а вторая все еще была приклеена к застрявшему в шкуре Лихомана мечу.

Шкура хоть и сдулась уже изрядно, но меч не отпускала. Рыцарь приподнялся, с трудом перевернулся… колобок откатился на пару шагов и вполне отчетливо произнес:

– Аве Малия.

Полбу моргнул. Заявление головастика меняло дело в корне. Инфернальная тварь просто не могла произнести святое имя, а следовательно… Следовательно… Что именно следовательно, крестоносец не знал. И решил проконсультироваться у епископа. Пусть и ере… православного. Во всех спорных ситуациях, еще с раннего детства, Константин привык спрашивать совета у святых отцов. А тут

она такая спорная, что дальше вообще некуда.

Повозившись, сел.

Прислушался к себе, покрутился, поерзал… Вроде цел. Странно, этот урод его так бил и тряс, что все кости должны быть переломаны. Да и были, Константин отчётливо помнил, как хрустели ребра, ломались ноги, и красная полосочка все убывала… М-да, подумал барон. Наверное, стойкости маловато. Не нужно было второй раз ловкачество, духовность и успешность эту повышать. Вот, испортил три очка, и кончилась жизнь. Вон, заместо тройки двойка светится. Убил меня Лихоман этот, всё-таки.

Но слава Господу, воскресил Он верного воина своего, как и обещал мудрый Боромир. Непременно нужно будет отблагодарить старика за науку.

– Славься Господь… - пробормотал крестоносец.

О, свободные очки появились… Один три и нуль. Вот и зачем его писать этот нуль, если он не значит ничего? Константин не понимал.

Но решил, пока тут еще кто не выскочил, увеличить-таки себе стойкость. Вот, одно очко есть и еще три. Стало быть… На минутку задумался. Четыре.

Пока он соображал, колобок вновь подкатился и потерся зарёванной щечкой о кожаный подкольчужник.

– Слявься Господь…

Хм, подумал, рыцарь. Уродец уродцем, но видно, нет в нем зла… Молитве святой его, что ли научить? А что? Али-Бабу то крестили когда-то, принял его Христос, а мавр раньше вообще непонятно в кого верил. Благое дело будет… Но сначала… Блымс. Блымс. Блымс…

Свободные очки кончились, и рыцарь почувствовал себя намного увереннее. Вот, полосочка стала даже на вид плотнее и ярче. Теперь, пусть выскакивают враги, со всеми, с Божьей помощью, справлюсь, подумал он. Вот, только бы меч освободить… Или хотя бы руку.

– Ну… Малыш. Повторяй за мной. Отче наш …

– Отце нас…

– Иже еси…

– Изе еси…

…

– Аминь.

– Амиминь.

Что-то вдалеке грохнуло, небо осветилось яркой вспышкой, на мгновение наступил день. Полбу от неожиданности зажмурился, а когда открыл глаза, ярко-фиолетовая надпись над колобком превратилась в бледно-оранжевую.

Что бы это значило, подумал рыцарь. Протянул руку и погладил головастика. Тот довольно мяукнул.

– Ми-ми-ми? – спросил он. – Ми-ми?

– Не понимаю, - пожал плечами барон. – Наверное, придется еще раз по лбу от графа получить…

– Да че тут понимать-то, - внезапно раздался сзади незнакомый полупьяный голос. – Он спрашивает, ты его мамка или папка?

Глава 17... или 18... ПендАль.

17. ПендАль.

Рыцарь резко развернулся, выставив перед собой меч. И сам не понял, как именно удалось высвободить, все произошло в мгновение ока.

– Эй-эй… - толстенький, невысокий человечек лет сорока-сорока пяти отпрянул, икнул и поднял руки ладошками вверх. – Я хороший…