Крестопор
Шрифт:
8.
Кевин Донахью открыл глаза и быстро прищурился от солнечного света, проникающего в окно его спальни. Наушники все еще были надеты, но музыка прекратилась. Он сел в постели и огляделся. Что-то разбудило его.
– Кевин!
– закричала его мать, снова стуча в дверь.
– Мне пора на работу, ты встаешь?
Он снял наушники и сел на край кровати, глядя на потрепанные кроссовки, которые все еще были на его ногах. Джинсы и футболка прилипли к коже.
– Кевин?
–
Он провел руками по кустистым волосам, встал и потянулся. Его глаза были мутными от сна, и он некоторое время усиленно тер их, затем пересек комнату и выключил стереосистему.
Высадив Мэллори накануне вечером, он вернулся в свою комнату, чтобы немного поработать. В его голове гремела музыка, и он быстро набросал слова песни, к которой не притрагивался уже несколько месяцев. Закончив, он наскоро перечитал ее и понял, что песня была о Мэллори. Ничего удивительного. У него никогда не случалось столько секса за одну ночь. Брат Тревора уехал на неделю, и Тревор одолжил им свой ключ. Это была маленькая и неряшливая квартира, но в ней стояла большая кровать.
Закончив песню, Кевин спустился вниз, на задний двор, выкурил косяк и вернулся в свою комнату, чтобы насладиться кайфом под музыку и ощутить томительное, пульсирующее тепло в гениталиях.
Он подошел к письменному столу и снова просмотрел слова песни. Иногда на следующий день они уже не казались такими хорошими. На этот раз они ему понравились. Он прокрутил мелодию в голове, напевая текст под нос.
– Кевин!
Он засунул руку под рубашку и почесал свой плоский живот, жалея, что не заснул.
Затем открыл дверь спальни и увидел мать, которая стояла у зеркала в холле, натягивая пальто и поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, разглядывая свое отражение.
– Знаешь, Кевин, - сказала она, поправляя серьгу, - я не думаю, что поставить замок на твою дверь было такой уж хорошей идеей. Я стою здесь и стучу в нее уже десять минут. Если ты не сможешь подниматься в назначенное время, мы снимем замок, ты понял?
– Я думал, ты опаздываешь на работу.
– Да, но я хотела убедиться, что ты встал, прежде чем уйти.
– Она повернулась к нему, проведя рукой по пепельно-русым волосам длиной до плеч.
– В этом году все будет по-другому. Ты будешь ходить в школу каждый день, если только не заболеешь, иначе в этом доме произойдут серьезные изменения.
– Она говорила быстро и четко, наклонив лицо вниз и глядя на него из-под тщательно выщипанных бровей.
– Почему ты одет? Ты спал прямо в одежде? Когда ты вернулся прошлой ночью?
– Вопросы сыпались на одном дыхании, пока она разглядывала его с ног до головы.
– Я прямо так, да.
– Он отвернулся и пошел по коридору. Внизу чувствовался запах жарящегося бекона.
– Сильвия приготовила для тебя завтрак внизу. Уже остыл, наверное. Отправляйся сегодня в школу, Кевин. Я серьезно.
Голос матери затих позади него, когда он устало спускался по лестнице, а затем снова настиг, когда она догнала его сзади, сказав:
– Я должна была быть в студии пять минут назад, черт возьми.
– И она ушла, оставив после себя невидимое облако мускусных духов.
Подойдя к кухне, Кевин услышал разговор своего младшего брата Майкла. Вероятно, с Сильвией. Та работала их экономкой и кухаркой, сколько Кевин себя помнил. Он стоял в дверях и видел, как она наливает кофе в чашку у стойки. Это была невысокая, кругленькая женщина с седеющими волосами, завязанными в пучок, и улыбающимся розовощеким лицом. Сильвия кивала, пока Майкл рассказывал о школе. В этом году он переходил из пятого сразу в седьмой класс, и это была его любимая тема для бесед на протяжении всего лета.
В дальнем конце кухни у барной стойки стоял отец Кевина, зажав телефон между ухом и плечом, а его руки шарили по портфелю, пока он тихо говорил в трубку. Его осанка была безупречна в темном костюме, уложенные каштановые волосы уместно развевались на морщинистом лбу. Он выглядел важным.
"Нет, нет", - поправил себя Кевин. – "Он выглядит так, будто считает себя важным".
Кевин некоторое время наблюдал за ними, думая о том, какими далекими друг от друга они кажутся. Сильвия кивала и улыбалась, когда Майкл говорил, но выглядела озабоченной. У нее тоже был дом и муж; у нее имелись и другие заботы, кроме Донахью и их завтрака.
Майкл мог бесконечно болтать с любым, кто не попросит его заткнуться; для него не имело значения, кто это.
А отец Кевина с таким же успехом мог находиться в своем кабинете. Через несколько минут он в спешке уйдет, даже не заметив, что его жены уже нет.
Бекон вкусно пах, а марихуана сделала его голодным, но Кевину не хотелось сидеть с находящимися на кухне. Он повернулся и пошел обратно наверх. В своей комнате быстро переоделся в футболку, сходил в ванную, умылся, почистил зубы, взял пальто и вернулся вниз.
Утренний воздух был прохладнее, чем в последнее время, а небо - слегка пасмурным. Казалось, лето наконец-то сдает свои права.
Опустив козырек черного шлема на лицо и наполовину застегнув кожаную куртку, Кевин погнал на мотоцикле за пределы района, мимо больших домов с гаражами на две машины, изысканно ухоженными лужайками и нарядными почтовыми ящиками. Повернув направо на Вентуру, он выехал из Энсино, миновал высокое здание с дымчатыми стеклами, в котором располагалась адвокатская контора его отца, и въехал в Шерман-Оукс. У Вудмана он повернул направо и направился к "Сэму".
"Остановка Сэма" являлась небольшой закусочной на открытом воздухе. Шесть круглых табуретов стояли вдоль стойки под грязным черно-белым навесом на углу Вудмана и Мурпарка. Меню было ограниченным, а еда – так себе, но цены казались до смешного низкими. Впрочем, для Кевина цена не имела значения. На деньги, которые родители давали ему каждую неделю, он мог позволить себе питаться в стильных и дорогих ресторанах три раза в день, если бы захотел, и при этом у него бы еще много оставалось.
Его мать, дизайнер телевизоров, всегда пыталась уговорить его пообщаться с сыновьями и дочерями своих коллег.