Крестьянский Брест, или предыстория большевистского НЭПа
Шрифт:
Но в провинции уже начались дискуссии о проблемах развития сельского хозяйства, отчасти возбужденные публикациями в центральной прессе, отчасти под влиянием необходимости, поскольку вопрос объективно назрел. Московские споры приобретали в провинции своеобразное, порой неожиданное отражение и понимание. Так, на общегородском собрании Уральской парторганизации 15 декабря член губкома Степанов резюмировал: «В деле поднятия сельского хозяйства есть две точки зрения: одна (Осинского) — все дело поставить на военную ногу, вторая (Середы) — дать крестьянам возможность самоорганизации (коммуны, артели, товарищества). Совнарком дает среднюю линию — организация комитетов содействия сельскому хозяйству» [515] .
515
Там
Материалы губернских и уездных парторганизаций за этот период дают аналогичную картину мнений, что и в центре, в некоторых случаях с более сильными акцентами по одной из трех точек зрения. Первая — поддержка идеи государственного вмешательства в крестьянское хозяйство. Вторая — зачастую очень упрощенная и гипертрофированная линия на коллективизацию [516] . И третья, наиболее для нас интересная, выразилась в поисках путей экономического стимулирования сельского хозяйства. Там, где эта точка зрения проявлялась, можно отметить процесс постепенного приближения к идее натурального налога.
516
Например, на объединенном пленуме Псковского губкома и губисполкома в первых числах декабря была вынесена следующая резолюция:
«Общими руководящими принципами в восстановлении с.х. производства являются:
а) Вовлечение земледельцев целыми поселениями, деревнями и селами в общественную обработку полей на основе товарищеской самодеятельности при всесторонней хозяйственной и агрономической помощи со стороны государства и обязательности обобществления производства;
б) Подчинение общественно-полеводственных хозяйств государственным организационно-хозяйственным планам»
В частности, на 10-й Владимирской губпартконференции в середине ноября обнаруживается характерное для второй половины 1920 года изменение отношения к социальным слоям в крестьянстве. Докладчик по продовольственному и сельскохозяйственному вопросам заявил, что «нужно бороться против вновь появившегося в деревне специфического элемента бедноты зимогорского свойства, который не хочет работать, а предпочитает пользоваться помощью государства на правах неимущих». Необходимо держать курс на старательного хозяина, а не на бездельника, поглощающего продукты производителя, считал он [517] .
517
РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 12, д. 55, л. 46 об.
В прениях определились различные точки зрения, в том числе и о продолжении курса на уравнительность, коллективизацию обработки земли и государственное планирование. На что докладчик Богомолов в заключительной речи отреагировал резко отрицательно: речь идет не об уравнении крестьян, а о выравнивании государственной политики в отношении крестьянства. Предполагаемые производственные планы для сельского хозяйства, пока оно остается мелкобуржуазным, вряд ли применимы. «Здесь возможен только путь воздействия на массу этих собственников, выработанный путем известного соглашения с производителями».
В Вятской губернии на июньской конференции Нолинской уездной парторганизации сокрушались, что разверстку выполнили, а семян не осталось, вопрос недосева — самый главный и больной [518] . Эта растущая «боль» стала причиной обостренного обсуждения продовольственной политики на ноябрьской конференции, по ходу которой между отдельными критическими замечаниями прорывались и такие заявления, что продовольственную политику вообще нельзя назвать правильной. Ряд выступавших, в том числе и председатель укома Коровкин, настойчиво проводили идею «разверсток-заказов» с целью заинтересовать середняка в улучшении его хозяйства. Другие возражали: единственный путь улучшения сельского хозяйства — принудительная коллективизация, но она возможна только при получении машин. Сейчас же выход — это государственное
518
Там же, д. 124, л. 11 об.
Как и во Владимире, в Нолинске очень сильно проявилась перемена социальных симпатий. Некоторые высказывались весьма резко: «Бедняку для поднятия его хозяйства было дано все: улучшенная земля, лошади и др. скот, а также полная возможность с известными преимуществами вести хозяйства коллективным образом. Улучшилось ли хозяйство бедняков? — Нет. Кто вступал в коммуны? — Середняк-труженик. Не довольно ли равнять, дабы не вынудить середняка вести хозяйство так, чтобы хватило только про себя, как это делает бедняк, ничуть не расширяя площадь засева… Надежды сов. власти на бедняка за 3 года действительно не оправдались… Вся опора сов. власти только на середняка» [519] и т. п.
519
Там же, л. 22 об.
Что еще очень характерно, несмотря на преобладающие критические настроения, резолюции на этой конференции были вынесены самые верноподданнические — о безоговорочной поддержке политике разверстки и за «немедленное и последовательное проведение коммунизма в области сельского хозяйства».
А. И. Свидерский, подводя итоги обсуждения по своему ведомству, писал перед открытием VIII съезда Советов, что по вопросу об обязательности засева и улучшении обработки земли разногласий нет: «Все губпродкомиссары сходятся на признании необходимости государственного регулирования засева полей и применения улучшенных методов ведения сельского хозяйства». Даже в Сибири и на Украине это не отрицается [520] .
520
Экономическая жизнь. 1920. 22 декабря.
Можно было бы согласиться со Свидерским, если бы не подозрение, что он впадает в односторонность. То есть выхватывает из противоречивого процесса только одну сторону и абсолютизирует ее, не желая замечать другой, которая как тень следовала по пятам триумфального шествия идеи государственного регулирования. Мы уже убедились, что она вполне уживалась в сознании владимирских и вятских коммунистов с мыслями о необходимости и экономического стимулирования. И если в этом и есть противоречие, то нет никакого недоразумения.
Несмотря на принципиальное отличие, государственное регулирование вовсе не исключает свободного обмена, а, как показывает опыт, в конечном счете есть необходимое дополнение к его достоинствам и недостаткам. Голодный 1921 год, первый год НЭПа, служит убедительным примером развития свободного обмена наряду с политикой активного государственного вмешательства. И в конце 1920 году было бы нелепо предполагать, что государство может устраниться от разрешения сельскохозяйственного кризиса. Поэтому идея регулирования сельского хозяйства была естественно встречена на местах, но, «опускаясь» туда из московских кабинетов, она приобретала несколько иное, более реальное содержание.
Один пример. Свидерский упоминает, что и в Сибири также признана необходимость государственного регулирования засева полей и применения улучшенных методов обработки. Но не так все просто. Известен доклад заведующего Омским губземотделом В. Кривощекова члену Сибревкома, уполномоченному Наркомзема по Сибири В. Н. Соколову, озаглавленный «О мерах укрепления крестьянского сельского хозяйства в Сибири». Там очень обстоятельно и детально расписаны возможности применения будущего декрета о государственном регулировании, различные таблицы и расчеты свидетельствуют о самом серьезном намерении регулировать сибирского мужика. Но центром этого 42 страничного документа являются несколько строк, которые гласят, что все намеченное очень хорошо, однако: