Крейсера
Шрифт:
Панафидин в этот вечер решил выпить «как следует».
– Ван-Сю! – подозвал он официанта. – Сегодня ты у меня не останешься без дела. Ну-ка, начинай подавать с таким же успехом, с каким элеваторы подают снаряды к пушкам…
Пито было «как следует», и затем оказалось очень трудно реставрировать в памяти подробности. Он забыл ресторан с Нининой-Петипа, забыл и Ван-Сю, но помнил себя уже на улице. Улица была почему-то очень смешная. И самым смешным на этой улице был, наверное, он сам. Потом словно из желтого тумана выплыла гигантская фигура матроса, и Панафидин узнал его:
– А-а, опять ты… Никорай-никорай-никорай…
Панафидин
– Ваше благородие, да вы меня… да я за вас! Ей-ей, и маменька наказывала, чтобы я… Держитесь крепше! На крейсер в самом лучшем виде… приходи, кума, любоваться!
Шаламов дотащил Панафидина до пристани, бережно, как драгоценную вазу, передал его на дежурный катер.
– Осторожнее, братцы, – внушал он гребцам. – Это золотой человек, только пить ишо не научился как следоваит…
У трапа «Рюрика» мичмана приняли фалрепные, они отнесли его «прах» до каюты, там вестовые уложили в постель:
– Ничего… с кем не бывает? Конешно, обидели человека. В самом деле, с этими орденами – только начни их собирать, так жизни не возрадуешься. Сколько из-за них хороших людей пропало! У нас-то еще ничего, ордена не шире блюдечка. А вот у шаха персидского, мне кум сказывал, есть такие – с тарелку! Ежели их все на себя навесить, так сразу горбатым станешь…
Панафидин крепко спал. А на почте Владивостока его ждало письмо из Ревеля, где адмирал Зиновий Рожественский спешно формировал 2-ю Тихоокеанскую эскадру.
………………………………………………………………………………………
Он проснулся в три часа ночи, догадываясь, что до койки добрался не сам и раздевали его чужие руки. С переборки каюты на мичмана сурово взирал Джузеппе Верди, которого многие принимали за писателя Тургенева, с другой фотографии смотрел профессор Вержбилович, играющий на виолончели, и когда-то он был настолько добр, что внизу фотографии оставил трогательную надпись: «Моему ученику. С надеждой…»
Мичман добежал до раковины, его бурно вырвало.
– Какие тут надежды? Тьфу ты, господи…
«Рюрик» спал. Только из кают-компании сочилась в офицерский коридор слабая полоска света да бренчала ложечка в стакане. Это баловался чайком старейший человек на крейсере – шкипер Анисимов в ранге титулярного советника.
Он угостил мичмана крепко заваренным чаем.
– Ну что, милый? Подгуляли вчера?
– Да. Ничего не помню.
– Бывает. Кто из нас с чертями дружбы не вел? Вот я, к примеру. Еще молодым матросом, в царствование Николая Первого, однажды так закрутил в Марселе, что тоже память отшибло. Очнулся уже на доске, а меня секут, а меня секут…
Панафидин «опохмелялся» чаем. Над головами собеседников покачивалась клетка со спящими птицами.
– Василий Федорович, сколько же вам лет?
– Семьдесят второй, а что?
– Да нет, ничего. Я так…
Конечно, странно было видеть за столом кают-компании боевого крейсера ветхого титулярного советника, который выслужился из матросов и дождался уже правнуков.
– Василий Федорович, а служить вам не скушно?
– Тут за день так намордуешься с палубным хозяйством, что не знаешь потом, как ноги до койки дотянуть… До скуки ли? Одно плохо – бессонница. Николай Петрович Солуха давал мне какие-то капельки, да все не спится…
От разговора людей потревожились в клетке птицы.
– Василий Федорович, можно спросить вас?
– Ради бога, о чем угодно.
– А вы не обидитесь на глупость
– Что ж на глупость-то обижаться? Спрашивайте.
– Мы люди… у нас долг, присяга, – сказал Панафидин. – Но, случись страшный бой в океане, вдали от берегов, наш крейсер затонет, а что же станется с нашими птичками?
Шкипер подсыпал в чай казенного сахарку.
– Клетку откроем, они и разлетятся.
– Куда?
– Это ихнее дело, мичман. Не наше, не человечье…
«Птицы разлетятся, а – мы? Куда денемся мы, л ю д и?»
Анисимов поднялся и оторвал листок календаря:
– Время-то как летит, господи… не успеваешь опомниться. Давно ли во льдах стояли, а уже июнь… Ну ладно. Пойду. Может, и удастся вздремнуть до побудки. Душно что-то!..
Итак, читатель, мы в грозовом июне 1904 года.
………………………………………………………………………………………
Золотой запас России в десять раз превышал японский, и Страна восходящего солнца всю войну тревожно озиралась по сторонам: кто бы ей одолжил? Если бы не щедрость банки–ров Сити, придвинувших свою кормушку к самурайскому ры–лу, Япония не продержалась бы и полугода… К июню 1904 го–да валютный запас Токио был исчерпан, а пароход «Корея» американской компании «Пасифик Мэйль», таящий в себе миллионы долларов очередного займа, не шел на помощь, ибо американцы боялись фрахтов «на тот свет». Людские ресурсы Японии тоже подходили к концу: в армию рекрутировали молодежь призыва 1906 года, под знамена истрепанных дивизий Куроки, Ноги и Ояма возвращали пожилых солдат запаса. Все труднее стало поднимать солдат в атаки. Случаи неповиновения участились, а за это тюрьма, да еще какая! Порою на фронте творились странные дела: из японских окопов слышались призывы по-русски:
– Идите скорее… офицеры ушли! Нас мало…
Иногда японец бросал свою «арисаку» с патронами:
– Вот и все! Я никогда не хотел воевать с вами…
Эти настроения подкреплялись рукопожатием, которым на Международном конгрессе Второго Интернационала обменялись два человека: Сен Катаяма, представлявший рабочий класс Японии, и Плеханов, представитель русского пролетариата… В Токио предчувствовали кризис (военный, финансовый, политический), а может быть, даже и полное поражение. Летом Япония уже начала зондировать почву для заключения мира. Через побочные каналы дипломатии, текущие близ главного русла международной политики, нашему министру Витте было предложено встретиться где-либо на европейском курорте с японскими представителями и начать переговоры о мире еще до… падения Порт-Артура! При этом японские дипломаты угрожали, что потом условия переговоров будут иные, более жесткие, более оскорбительные для чести Российской империи.
Именно в июне подняла шум японская пресса: «Нельзя не восхищаться подвигами русских моряков! – писали в газетах Токио. – Особенно превосходно поступила эскадра (бригада, скажем точнее) владивостокских крейсеров с нашими транспортами, дав полную возможность спасения невоюющим людям, тогда как она (бригада) имела полное право пустить на дно все наши корабли с военным флагом на мачтах…» На последний визит крейсеров Безобразова к Цусиме, на их беспримерный отход без потерь к Владивостоку газеты Токио отвечали упреками лично Камимуре: «Какая низкая комедия! Офицеры в портах уже заготовили шампанское в уверенности, что Камимура победит. Но шампанское осталось нераскупоренным… Мы от имени всего японского народа требуем, чтобы правительство сделало самое серьезное замечание эскадре Камимуры!»