Крик и шепот
Шрифт:
Мои джинсы спадают до лодыжек. И я не могу сдержаться от стона, когда он стаскивает вместе с ними и мои боксеры. Я отказываюсь открывать глаза. Я не могу смотреть на него. Если я сделаю это — у меня закружится голова. Я теряюсь в мыслях, когда его теплый рот скользит по кончику моего члена. Из меня вырывается шипение, и я впиваюсь пальцами в его длинные волосы. Я держу его крепко, но позволяю контролировать скорость, с которой он отсасывает мне.
— Боже…
Его опытные руки гладят мой член и ласкают
«Кейди. Кейди. Кейди», — я думаю только о ней.
Я скучаю по ней.
Господи, как же я по ней скучаю.
— Кейди, — шепчу я. Ей нравится, когда я шепчу. — Вернись ко мне.
Но она не возвращается.
Боунз продолжает сосать мой член, как будто был рожден именно для этого. Я стараюсь не утонуть в отвращении к себе. Я притворяюсь, что это Кейди собирается заставить меня кончить. Всегда Кейди.
— Это неправильно, — реальность пытается вырвать меня из этого восхитительного ощущения. Предвкушения. Мои яйца сжимаются от необходимости кончить.
Боунз — гребаный профессионал в сосании члена.
Он не отвечает, но вместо этого заглатывает мой стержень так глубоко, что его зубы находятся у основания моего члена. Его горло, кажется, вот-вот проглотит меня. Вот когда я теряю весь контроль. Мое освобождение разрывает меня, как лев разрывает кишки зебры. Всхлипывания и наполненные наслаждением стоны льются из меня, как симфония удовлетворения и желания.
— Черт! — рычу я, и моя сперма изливается в него, как Ниагарский водопад. — Черт! — я зол, пьян и чертовски глуп.
Его рот соскальзывает с моего члена. Я украдкой подглядываю. Я ничего не могу поделать. Мерцающие голубые глаза впиваются в меня. С подбородка стекает слюна. Чертовски захватывающее зрелище. Мой большой палец гладит его висок, и я говорю ему глазами то, чего не может сказать мой голос. Не будучи сентиментальным, он вытирает слюни тыльной стороной ладони и засовывает мой член обратно в боксеры. Потом встает и неторопливо идет к шкафу. Я натягиваю джинсы и выпрямляюсь.
— Хочешь «Читос», Пожиратель котят? — спрашивает он, стоя ко мне спиной.
Мое сердце грозит вырваться из груди.
Это все так ужасно.
Такая лажа.
— Боунз, слушай…
Он оборачивается и криво улыбается.
— Я знаю, что ты не гей.
Я качаю головой и провожу пальцами по волосам.
— Ты же знаешь, что я не это имел в виду. Мне плевать на это дерьмо. Я хочу сказать, — ворчу я и вздыхаю, — что мне очень жаль.
Его глаза на мгновение устремляются в пол. Когда он начинает говорить, то старается не встречаться со мной взглядом.
— Кейди так сильно скучает по тебе.
В горле образуется комок.
— Я тоже по ней скучаю.
— Это глупо, что она избегает тебя.
— У нее есть на это свои причины, —
— Это глупые, долбаные причины.
Я сглатываю и подхожу к нему. Мои руки обхватывают его костлявое тело, и я прижимаю его к себе. Боунз обычно не ласковый. Но на этот раз он позволяет мне это. Мы стоим там вместе, крепко обнявшись. Наши сердца громыхают, кажется, целую вечность. А потом появляется Агата, успокаивая мое разбитое сердце словами ободрения.
— В конце концов, она вернется к тебе, Тыковка.
Я знаю это.
В глубине души.
Но от этого боль не становится меньше.
— Надеюсь, что так и будет.
Глава 14
Йео
Наши дни
Она ушла.
Просто встала и оставила меня посреди разговора.
Ну да. Я сказал обидное дерьмо, которое не имел в виду.
Я хотел бы взять свои слова назад.
Но я не могу.
И она ушла.
— Черт, — ворчу я и хватаюсь за волосы. Я тяну их так, что они торчат вверх. — Бл****дь.
Входная дверь со скрипом открывается, и мое сердце воспаряет. Она вернулась! Моя Кейди сильная, и она вернулась. Но как только пришедший появляется из-за угла, я вижу, что это вовсе не Кейди.
— А где Кейди? — спрашивает мама, бросая сумочку на стол.
За ней следом проходит папа и садится в свое кресло.
— Мы поссорились. Я сказал ей то, чего не должен был, — признаюсь я и разочарованно вздыхаю.
Папа мгновенно превращается в слух. Облокотившись, как обычно, на колени, он наклоняется вперед, стараясь быть как можно ближе ко мне.
— Что ты ей сказал?
Я сглатываю и бросаю тревожный взгляд на мать. Ей не все известно. Но она знает достаточно. А после того, как в кафе-мороженом мы столкнулись с Кейди, папа начал сопоставлять факты. Родители считают ее просто чокнутой. Только я один знаю, почему она всегда так себя ведет.
— Я сказал ей, что в выживании Боунза нет необходимости. Что прямо в середине наших отношений нам было бы лучше без него.
Мамины глаза расширились.
— Это было довольно жестоко, Йео.
— Я знаю, — рычу я, — но она... — я замолкаю и встаю. — Неважно. Это не имеет значения. Я собираюсь все уладить с ними обоими.
Папа хмурится. Он смотрит на меня взглядом, который я не могу понять. Что он выражает? Обеспокоенность? Он переживает за меня? Черт, я сам беспокоюсь за себя.
Я думал, что хорошо знаю Кейди... Со всем образованием, которое получил... Со всеми этими ротациями в психиатрическом отделении. Я был уверен, что по возвращении домой у меня будет хватка. Что у меня хватит сил на все это.