Крик и шепот
Шрифт:
— Ты узнал все это в медицинском институте? — спрашивает папа с трепетом в голосе.
— Технические моменты — да. Но мне не нужен учебник, чтобы объяснить, что Кейди — это все эти разные личности в одном теле. Когда ее бабушка познакомила меня с Боунзом, я все понял. Я каким-то образом втиснулся в ее мир, и выхода уже не было. Но я и не хотел выходить. Мне нужно знать их всех, потому что…
— Они все — это она, — тихо говорит папа.
Кивнув, я переворачиваю страницу.
Норман.
Как только я
— Этого засранца вы видели сегодня, — рычу я. — Норман. Ее гребаный отец.
— Ты хочешь сказать, что один из альтеров — ее отец? Как, черт возьми, такое возможно? — раздраженно фыркает Дин.
Запустив пальцы в волосы, я пожимаю плечами.
— Не знаю. Норман появился после смерти Луизы. Настоящий Норман находится в тюрьме — пожизненное заключение. Но он принес в жизнь Кейди столько зла. Она так старательно защищалась от него все эти годы, что создавала альтера за альтером. И когда отец, наконец, исчез из ее жизни, Норман вернулся. На этот раз, как преследующий альтер. От которого ей никогда не уйти, — я испускаю вздох отчаяния.
Мама сжимает мою руку, пытаясь успокоить.
— Ей нужна помощь, — бормочет Пэтти.
Я резко перевожу на нее взгляд и смотрю со всей свирепостью.
— Ей помогают. У нее есть я. Я всегда буду рядом, чтобы изгнать из нее плохих альтеров. Хороших она любит. Хорошие защищают ее и ограждают от всего, что причиняет ей боль. На прошлой неделе, во время обеда, вы причинили ей боль. Именно Боунз пришел ей на помощь. Он спас ее. Кейди не нужна помощь — не из какого-то спецучреждения. Они только и могут, что пичкать лекарствами, от которых нет толку. А Кейди нуждается в любви. Ей нужны и я, и Боунз, и Агата. Ей нужны альтеры, с которыми она дружит. Вместе мы изгоним тьму из ее сознания. Вместе — мы ее свет.
Агата неловко ерзает на стуле.
— Кто хочет добавки? — мурлычет она, но я все же чувствую ее беспокойство.
Все синхронно оборачиваются, и оценивающе взгляды изучают девушку. Я вижу Агату. Они все так отличаются друг от друга. Каждый альтер. Но это мир, который, похоже, не знает, что у Кейди проблемы с адаптацией.
Кейди по-прежнему прекрасна. Хотя и прячется под очками старой леди. Через цветастую блузу видна ее идеальная грудь. Эти пухлые губы, теперь покрытые оранжево-красной помадой, всего несколько часов назад были на моем члене. И хотя она выглядит как Кейди в образе старухи — это не она. Красивая женщина передо мной — это Агата. Агата собственной персоной.
— Как ты отгораживаешься от плохих? — спрашивает папа, переводя взгляд на Агату и придвигая к ней пустую тарелку из-под пирога.
Она одаривает его лучезарной улыбкой и забирает тарелку, чтобы принести ему еще одну порцию.
— Мы делаем это вместе с Боунзом. Он работает изнутри, а я — снаружи. Не знаю, что конкретно он делает внутри ее головы, но это их отпугивает. Боунзу... — я улыбаюсь, — чужды условности.
— Ты любишь его, — шепчет Пэтти ошеломленно.
Я думаю о Боунзе. Мой лучший друг в теле моей девушки. Черт.
— Да. В какой-то степени я люблю всех ее альтеров.
— Что ты делаешь? — спрашивает папа. — «На поверхности»?
Я вздыхаю и прохожу мимо стола.
— Я стараюсь не причинять им физической боли. Только запугать. Но иногда приходится применять физические меры, — в моем голосе звучит сожаление.
Я мельком смотрю на шею Агаты, зашедшей в комнату с пирогом для отца. На ней желтоватый, уже выцветающий синяк. Синяк, который поставил я Паскалю, когда вырубил его, чтобы он не выстрелил мне в задницу.
— Но иногда ты все же причиняешь им боль? — с рычанием спрашивает папа.
— Мы с Боунзом делаем все возможное, чтобы они не причиняли Кейди боль. Если это подразумевает физическое сдерживание или есть повод, чтобы вырубить их, именно это я и делаю. Папа, я не горжусь тем, что вынужден делать все это дерьмо. Но если я не буду удерживать их от причинения ей боли, то один из них убьет ее. Кеннет чертовски сильно пугает меня. Я боюсь, что однажды он вскроет ей вены, а меня не будет рядом. И я не смогу предотвратить это.
Агата, чувствуя мое расстройство, бросается ко мне. Она обнимает меня за талию.
— Ты молодец, Тыковка. Альбом, который ты так тщательно собирал, помог им увидеть самое главное. Это трудно, но у них получилось. Правда.
— Сколько вам лет? — спрашивает мама у Агаты.
— Шестьдесят восемь, — отвечает Агата. — Кейди, Боунз и Йео мне как внуки. Я бы пропала без них.
— Спасибо, что приглядываете за моим мальчиком, — мама улыбается и протягивает ей руку, которую та берет без колебаний.
Агата кивает и, извинившись, выходит из комнаты.
— Так кто же о ней заботится? — папа хмурит брови. Он разделывается с еще одним куском пирога и откидывается на спинку стула.
От его вопроса я ощетиниваюсь.
— Я.
— Последние двенадцать лет ты не мог делать этого, потому что учился. Кто ухаживал за ней и следил, чтобы она не причинила себе боль? Или чтобы один из ее альтеров не навредил ей? — я знаю, что отец не нападает на меня, и все же не могу не защищаться. — Йео, я знаю, что ты не хочешь слышать это, но ей нужен круглосуточный уход.
Стиснув зубы, я огрызаюсь.
— Сейчас я здесь. И никуда не собираюсь. Она прогнала меня в надежде, что я найду кого-то получше. Но я не хочу никого лучше. Я хочу ее. Я даже пошел в медицинский, чтобы иметь возможность помочь ей. Я изучал все известные человеку психические заболевания, особенно ее. Сейчас мы вместе. Все будет хорошо.
— Но что будет, если тебе придется работать? Или уехать из города по делам? Когда ты будешь спать или выполнять поручения? Кто позаботится о ней? Ты не сможешь таскать ее с собой по всему городу. Это бремя слишком велико, чтобы тащить его в одиночку, сынок, — в его глазах читается боль. Боль за обоих — меня и Кейди.