Крик совы перед концом сезона
Шрифт:
При этом значительная часть партий, учитывая приманку времени, в свои названия обязательно вставляла определение «демократическая». В выборах депутатов Моссовета, кроме всех остальных, участвовали Буржуазно-демократическая партия, Социал-демократическая, просто Демократическая и несколько христианско-демократических партий.
Кандидатов было много – в среднем по 14 человек на каждое из пятисот мест в Моссовете. Встречи с избирателями что-то давали, но лучше всего помогала выделиться среди остальных заметка в газете. В любой, даже самой маленькой. Не говоря о такой солидной, где оказался Чухновский. Поэтому он старался расположить Савельева, чьи публикации читал в газете и кого не раз видел по телевидению. А тот задавал вопросы, пробуя понять, что за человек
– Какая жизнь в стране, мы все знаем. Не кажется ли вам…
– Можете на «ты», Виктор Сергеич. Мы, демократы, не любим чванства.
– Хорошо. Не думаешь ли ты, што некоторые реформы осуществляются слишком поспешно? Ломаем, не обдумав как следует последствия.
– Истоки кризиса не в том, што быстро разрушаются старые порядки, – уверенно заявил Чухновский, – а в том, што ликвидируются они как раз медленно и с оглядкой, в том, што они своевременно не замещаются новой властью, новой экономикой, новыми ценностями. Когда мы придём во власть, процессы пойдут быстрее.
Это был один из тезисов избирательной декларации «Демократической России», которая заявила о его поддержке, и Чухновский был доволен, что ему удалось сказать о позиции демократов.
– А какие у вас, я имею в виду тебя и твоих единомышленников, будут первые действия во власти?
– Главное – рынок и приватизация. Всё должно покупаться и продаваться… Посмотрите, как живёт Запад. Вы были за границей?
– Был. Не раз. А ты?
– Не был. Но это не имеет значения. Рассказывали, кто был. Там все равны, и держится это равенство на двух «китах»: рынок и демократия. Советскому человеку надо отдать всё, што сегодня захватило государство. Номенклатура схватила! Партократия! Мы отнимем у них, – стал переходить на крик Чухновский, – все незаслуженные блага и передадим народу. Вы посмотрите на их жильё!
Савельев пожал плечами – он бывал дома у многих партийных функционеров. Может, конечно, не самого высокого ранга, хотя и у секретарей обкомов бывал. У кого лучше, у кого хуже, но у многих – ничего особенного.
– Отнимете – и заберёте себе?
– Ни за што! Как вы о нас думаете! Всё отдадим народу. Спецполиклиники – ветеранам. Номенклатурные дачи…
Чухновский зажмурился, улыбнулся:
– Прекрасные дачи – детям.
Савельев расспрашивал кандидата в народные заступники и помечал, что надо оставить, чтобы избиратели задумались над идеями возможного депутата. «Права советского человека – под защиту ООН». «Приоритет интересов личности перед интересами государства». «Безработица – лучший инструмент для эффективной работы остальных занятых». «Село – „чёрная дыра“ экономики и её надо ликвидировать».
– Ликвидировать само сельское хозяйство?
– «Чёрную дыру».
– А как?
– Мы пока не решили, подумаем.
Примерно такими же были и другие рассуждения Чухновского. Но оказалось, они нашли отклик в умах. Химика-лаборанта избрали.
Это Савельев понял, когда встретил Григория на первой встрече депутатов Моссовета. В Мраморном зале красивого дворца власти за два века его существования перебывал разный народ. Последние десятилетия – в основном, степенный. А тут появились иные люди. Выборы, как шторм на мелководье, снова взбаламутили не успевшую отстояться после всесоюзных избирательных баталий политическую воду. Со дна поднялись не только похожие на драгоценности камни, но и нездоровые ракушки, дурно пахнущие водоросли. По залу проносились бородатые, расхристанные мужчины из тех, кто презирает любое ограничение свободы, будь то галстук, носовой платок или чужое мнение. Они были сердиты, решительны и видели свою роль в том, чтобы через день снимать главного милиционера города, главного прокурора, главного архитектора и любого другого «главного». Знакомый Савельеву видный демократ, который, будучи народным депутатом СССР, избрался, к тому же, и в Моссовет, оторопело наблюдал за этой пульсацией активности. «Трудно будет с ними работать, – сообщил он Виктору. – Процентов десять с нестабильной психикой».
После той встречи Савельев видел Чухновского нечасто.
На этот раз Чухновский пришёл один, без сопровождения Бандаруха. Открыл «дипломат», вынул бутылку коньяка, полпалки копчёной колбасы, коробку конфет.
– Как понимать данный натюрморт? – спросил Савельев.
– Это вам.
– Не беру, Гриша. Знаешь, сторожевых собак приучают не брать самую вкусную еду из чужих рук. Я, наверно, из сторожевых.
Чухновский слегка нахмурился.
– Какие мы с вами чужие? Вы, можно сказать, мой политический Пигмалион [9] . С помощью вашей руки у меня всё получилось. Да и мелочи это, – показал он на дар.
– Ничево себе – мелочи! Французский «Наполеон»… Колбаса… Наверно, финская «салями»? Единственное, што можем сделать – выпить вдвоём.
У Савельева в шкафу были рюмки – два стеклянных «сапожка». Вместо хлеба достал печенье.
Чухновский говорил без умолку, как будто торопился куда-то. Язвил про некоторых депутатов, вскользь замечая: этот от коммунистов, тот – независимый, полтора года никак не определится. Рассказывал и про демократов – среди этой разношёрстной публики тоже хватало, по словам савельевского гостя, «чудаков на букву „м“».
9
Пигмалион – в греческой мифологии царь Кипра, который сделал из слоновой кости (другой вариант – из мрамора) статую красивой женщины и влюбился в неё. По его просьбе богиня Афродита оживила статую, и Пигмалион женился на ней. Эта легенда, в переносном смысле, стала сюжетом одноимённой пьесы Бернарда Шоу.
– Романтики, – переминал он блестящие от колбасы губы. – Начитались книжек, какая должна быть демократия. Сам не гам и другим не дам. У нашей демократии особый путь. Нельзя сделать добро для всех. Это только Христос накормил пять тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбами. Мы должны сначала обеспечить тех, кто ведёт… Голодная элита, Виктор Сергеич, злая элита. Для этого нам – демократам – надо доломать кристаллическую решётку всей политической системы. Спасибо ГКЧП. Он сильно помог. Теперь у нас развязаны руки. Вы ведь согласны?
– Смотря с чем. Руки вам развязали – это да. Только к добру ли – другой вопрос.
Савельев не случайно сказал о еде из чужих рук. Прошедшие полтора года болезненно сорвали большинство иллюзий со слова «демократ». В российском варианте оно нередко стало восприниматься, как, плохо прикрывающий непристойность, банный листок. В Москве и Ленинграде, где демократы взяли власть, стало не лучше, а хуже. Впрочем, и там, где они власти не получили, тоже всё летело в тартарары. Торговые залы магазинов походили на аквариумы, из которых вылили воду. Крики о том, что партократы (или, наоборот, демократы – в зависимости от политических пристрастий кричащего) сознательно мучают народ жутким дефицитом, находили горячий отклик.
В Москве запас основных продуктов опускался до суточного уровня. Очереди порой растягивались на два квартала. Моссовет ввёл торговлю по карточкам и паспортам. Нет прописки – езжай на рынок. А там еду можно было купить по принципу «кошелёк денег за сумку продуктов». В ответ обиженные власти соседних областей, чьи жители поездами ехали в столицу за продуктами, ввели запрет на поставки в Москву.
На демократов, там, где они ещё не взяли власть, люди надеялись. Помогала этому ожесточённая порка кнутами СМИ противников демократических преобразований, которые вроде бы не дают народным заступникам реализовать свои замыслы. Однако демократический Моссовет и подвластная ему мэрия управляли огромным городом уже больше года, и никаких перемен к лучшему не наблюдалось. Руководители только говорили о больших планах и жаловались на связанные руки. «Теперь руки свободны, – мысленно усмехнулся Савельев. – Что они придумали ещё?»