Крики в ночи
Шрифт:
Эмма приникла ко мне.
— Обними меня, Джим. — Ее трясло. Я молчал. — Вызови полицию.
— Откуда?
В доме не было телефона. Мы находились в трех километрах от ближайшей деревни Шенон, вообще от ближайшего дома.
— Возьми машину.
— Хорошо. Дай одеться.
Новый раскат грома, вспышки молнии остановили нас.
— Громыхнуло прямо над нами. Что, если…
— Эмма, это не поможет. Соберись.
Я взывал к ее истинно английским чертам, к тем, которые всегда проявляются в трудную минуту. Мне самому хотелось
Мы пробрались назад в спальню и нашли какую-то одежду; я бросил мокрую пижаму в угол комнаты и, спотыкаясь, натянул брюки, рубашку и надел сандалии. Ключи от машины, зажатые в кулаке, придавали мне уверенность.
— Куда ты собираешься?
— В деревню, позвонить.
— Не оставляй меня здесь, — взмолилась она.
— Тогда поехали вместе.
— Джим, кому-то надо остаться. Что, если дети придут?.. — плакала она в темноте.
Мы дошли до кухни. Часы показывали три двадцать. Через пару часов рассветет.
— Тогда давай попробуем продержаться до рассвета.
Что делать в незнакомом доме, в чужой стране, без света, посреди грозы, когда наши дети исчезли?
Мы не были подготовлены, Ничего не знали. Во время вспышек молнии мы прижимались друг к другу и надеялись. Постепенно мы нашли в себе силы исследовать темные места в каждой из комнат. Двое слепых, в страшном предчувствии чего-то, чего — мы не знали сами. Мягкие вещи, твердые вещи, мертвые вещи. Гостиная, гардеробы, углы. Под кроватями. Ванная, кладовка.
— Чердак, — напомнила Эмма. — Под крышей.
— Они не могли туда забраться. Я даже не знаю, где вход на чердак.
Мы прижимались друг к другу.
— Хоть бы только кончилась эта чертова гроза…
Но она продолжалась, снова и снова прокатываясь над холмами, как будто специально для нас. Нам оставалось лишь ждать, в темноте.
Нам никогда не приходилось бороться ни с чем подобным. Дождь барабанил по черепице, и мы прислушивались к каждому необычному звуку, к каждому стуку жалюзи, каждому порыву ветра. Вспышки молнии высвечивали на стенах монстров, гигантские головы в ночи.
— О Боже, Джим… — она плакала. — Во всем этом столько зловещего…
— Не глупи, — успокаивал ее я. — Должно быть всему этому какое-то объяснение.
— Джим, ой, Джим… Какое же объяснение… если только кто-то не забрал их отсюда?
— Эмма, прекрати. Перестань. Нам надо сохранять спокойствие. — Я взял ее за плечи и встряхнул. — Эм, присядь.
Я нашел в кухне стул, налил в кастрюлю воды. Холодильник отключился, но там стояло свежее молоко, которое мы купили по пути. Во время затишья слышалось только шипение газа. А мы в это время строили различные предположения, которые возникали из беспросветной тьмы.
— Нам нужна помощь. Полиция, — сказал я.
Она уставилась на меня.
— Ты выходил наружу. Ты выходил наружу, — повторяла она.
— Дорогая, я же объяснил тебе, что не делал этого. Я
— Нет. Давай сначала выпьем по чашке чая.
Это уже больше походило на прежнюю Эмму. Я похлопал ее по руке, пока мы ждали, когда закипит вода.
— Дорогая, все будет нормально.
Когда чем-то займешь себя, в каком-то смысле это помогает. Мы сидели и медленно пили чай, прислушиваясь, как гром выбирается из долины, молнии сверкают все дальше, дождь ослабевает, туман окутывает поля, и все засыпает. Охваченные ужасом, мы ждали, когда кончится дождь. Между нами вырастала стена.
Может, они вернутся, если мы будем просто сидеть и надеяться, будто это была своего рода игра.
Время, казалось, остановилось. Слабо освещенные стрелки, которые отсчитывали секунды на моих часах, не приближали рассвета. Я решил все же сходить за фонарем и осмотреть двор, но Эмма закричала:
— Нет, Джим! Нет! Не выходи туда. Пока не рассветет, по крайней мере. Не оставляй меня одну!
Ее опять трясло, и я накинул на нее одеяло. Эмма становилась одержимой.
В ночь, они все уходят в ночь. Я не помнил продолжения, но от этой мысли мне стало не по себе. Я поставил самую тяжелую сковородку рядом, на всякий случай. На случай, если я чего-то не понимал. Из страха перед неизвестным.
Мы никогда не расставались — Эмма, я и дети. У нас наладилась очень хорошая семейная жизнь, пока работа не стала отнимать у меня все свободное время. Мы наслаждались друг другом, у нас были общие интересы и друзья. Никакие привидения не мешали нам в Ричмонде. Почему же здесь, Господи, все пошло прахом, в этой Богом забытой долине? Я начинал ненавидеть ее, чувствуя нервное напряжение, мои ладони вспотели.
Великий Боже! Что, если они уже мертвы, лежат с перерезанным горлом в какой-нибудь яме, изнасилованы, оглушены и брошены в реку? Или их просто похитили, вывезли за границу в Аравию, Южную Америку, и мы о них ничего не услышим? Мой старин ушел так однажды, оставив троих детей, чтобы жить с другой женщиной, и все пошло кувырком. Но, по крайней мере, мы знали, где он, могли следить за ним. Мы слышали ужасные истории о пропавших детях, которых впоследствии никто не видел, запертых в замке Синей Бороды. О Господи!
Я почувствовал, что Эмма ищет мою руку:
— Смотри, уже светает.
Я приоткрыл жалюзи и выглянул. Последние признаки грозы сменились щебетанием птиц.
— Закончилась.
Но в глубине души я чувствовал, что все только начинается. И это я привез ее сюда. Мне хотелось плакать.
Рассветало. Постепенно я смог различить очертания машины, ограды и неподвижной аллеи деревьев.
Дождь прекратился. Я выбежал и достал фонарь из машины. Луч света выхватил только намокший гравий и листья, с которых капала вода. Ничто не шевелилось. Теперь уже светлело быстро: была почти половина пятого.