Криминальная история христианства. Том 2
Шрифт:
Наместник императора Орест немедленно пожаловался в Константинополь, и тогда в Александрию примчалась орда Кирилловых монахов-пустынников, «уже издалека почуяв запах крови и ханжества» (Бьюри/ Вurry). Они поносили Ореста, крещенного в Константинополе, как идолопоклонника и язычника, и учинили насилие: пущенный камень пробил ему голову. И не вступись за него народ - он мог бы погибнуть. Совершивший покушение Аммон умер под пытками, а Кирилл воздал ему почести мученика, каковым его считали далеко не все христиане. В одной из своих проповедей он восславил монаха и 3 февраля 418 г. повелел увеличить численность своего штурмового монашеского отряда до 600 человек, несмотря на то, что императорский указ от 5 октября 416 г. сократил ее до 500 человек90.
Смерть «мученика», соответственно, повлекла за собой убийство Ипатии.
В ходе беспорядков в Александрии в марте 415 г., которые,
Более того, заодно начали преследовать и язычников А патриарх Кирилл всеми рассматривался как «духовный отец преступлений» (Гюльденпеннинг/ Guldenpenning). Даже вышедший в 1970 г. (с Imprimatur) сборник «Реформаторы церкви» пишет о нем, как об одном из величайших католических святых: «Он, по крайней мере (!), морально ответственен за подлое убийство благородной язычницы Ипатии». Ведь и христианский историк Сократ, который на фоне своих собратьев больше других стремится к «объективности», сообщает, что народ обвиняет в этом преступлении Кирилла и александрийскую церковь. «Итак, можно быть уверенным, что благородная и высокообразованная женщина была самой знаменитой жертвой фанатичного епископа» (Тиннефельд/ Tinnefeld). У язычества в Египте были гораздо более сильные, чем принято думать, позиции. В так называемом народе были большие языческие группы, в высших слоях, особенно среди интеллигенции, встречались выдающиеся личности, настроенные антихристиански92.
Язычники, с которыми он боролся так же, как его предшественник и дядя Феофил, для Кирилла в принципе ничем не отличались от евреев. Они должны быть «повержены», как поверг их прославляемый Кириллом Осия, «который сжигал идолопоклонников вместе с их рощами и алтарями, искоренял все виды колдовства и гаданий и подавлял все уловки дьявольского обмана». Кирилл не преминул добавить: «Тем самым он обеспечил своему правлению признание и похвалу авторитетов; по сей день им восхищаются все, кто ценит богобоязненность»93.
Однако этот святой преступник, человек, который, с одной стороны, утверждает, что греческие философы все лучшее списали у Моисея, а с другой - сам часть своих собственных излияний, в большинстве своем столь же скучных, сколь и напыщенных (тридцать томов только «Против безбожника Юлиана» - ровно по десять томов на каждый том книги Юлиана «Против галилеян»!), переписал у других; этот Кирилл, неоднократно изобличенный во лжи, клевете на Не-стория, огромных взятках, Кирилл, виновный в экспроприа циях в пользу церкви и в свою собственную, в ссылках, массовых жестоких изгнаниях, в соучастии в убийстве, этот довод который вновь и вновь доказывал, выражаясь его собственным слогом, сколь «велик риск» «оказаться врагом Бога и, отклонившись с пути долга, как-нибудь его прогневить» - уже вскоре прославляется как «защитник истины», «пламенный поборник точности». Инициатор первого в истории христианской церкви «окончательного решения», за которым последовали еще многие и многие «окончательные решения», становится «благороднейшим святым византийской ортодоксии» (фон Кампенхаузен/ v. Campenhausen), одним из ярчайших святых римско-католической церкви, «doctor ecclesiae» и учителем церкви. Ведь даже после гитлеровского уничтожения евреев он остается для католиков «в полном смысле этого слова, добродетельнейшим мужем» (Пиней/ Pinay)! При этом, еще в XVI в. католик Л. С. Ле Нен де Тиллемон с мягким и столь свойственным этой среде цинизмом иронизирует: «Кирилл - свят, но нельзя сказать того же о его поступках». Кардинал Ньюманн, по всей видимости, сбившись с толку, почему-то противопоставляет «внешние проявления» Кирилла его «внутренней святости»94.
У
Когда великий святой умер, весь Египет вздохнул с облегчением. В письме, возможно, апокрифическом, но приписываемом отцу церкви Феодориту, отражено всеобщее облегчение: «Наконец, наконец-то он умер, этот скверный человек. Его кончина обрадует переживших его, но мертвецам не позавидуешь»96.
О том, какие люди окружали патриарха, подробнее рассмотрим на одном примере.
Настоятель монастыря Шенуте из Атрибы (ок. 348-466 гг.!)
Шенуте (на языке жителей Саиса: сын Бога) находился в свите Кирилла на Эфесском Соборе, где ему суждено было «сыграть выдающуюся роль» («Энциклопедия теологии и церкви»/ «Lexikon fur Theologie und Kirche»), Мальчиком он пас скот в Верхнем Египте - нередкое начало большой христианской карьеры. Он довольно рано попал в Белый монастырь своего дяди Пгола. Там его часто и строго наказывали, и во искупление он так рьяно постился, что, согласно его ученику Визе, стал «кожа да кости». С 383 г. он сам стал настоятелем Белого монастыря под Атрибой, недалеко от Фив. Это был двойной монастырь, и под началом Шенуте порой находилось до 2200 монахов и 1800 монахинь. Но даже Иоганн Лейпольдт/ Johann Leipoldt, современный биограф Шенуте, склонный оправдывать своего героя и подчеркивать, что тот был «больше, чем просто жестокий тиран», описывает как он, «наделенный богатырской силой», неутомимо истязает «язычников и грешников». Лейпольдт говорит о «сильном герое», который «столь же скор на кулак, как и на язык…» Шенуте, «великий аббат», «пророк», «апостол», не чурался ни откровенного обмана, ни убийства собственной рукой. Более того, своих монахов он мог даже за малейшие «проступки»: смех или улыбку - десятилетиями варварски истязать, а то и забить до смерти. Для описания подобных случаев Виза в своей «Жизни Шенуте» регулярно пользуется одной и той же фразой: «…земля разверзлась, и богохульник живым рухнул в ад»97.
Истязания особенно популярны у теократических групп. Избивали не только во имя «улучшения» или укрепления собственного «авторитета», но и для магического очищения и устранения вредных миазмов. Уже в иудейском религиозном праве существует телесное наказание, но не более 40, а затем и 39 ударов палкой. (Египетским правом разрешалось 100, а греческим - 50 и 100 ударов.) В христианские времена порка сохраняется и применяется часто; правда, теперь при определении меры наказания, что примечательно, учитывается социальный статус наказуемого! Порка применялась и в качестве епитимьи. Так, Шестнадцатый синод в Толедо (693 г.) распорядился за идолопоклонничество или блуд наказывать лиц низкого сословия ста ударами, однако минимум с V по XIX вв. порке подвергали не только простых мирян, но и самих священников. Постоянно и особенно изощренно применялись телесные наказания в монастырях. Еще Жан Поль/ Jean Paul писал: «Католического послушника доколачивали до монашества»98.
Шенуте, впадавший то в экзальтацию, то в глубокую депрессию, каждую мелочь фиксировал на бумаге, любую ерунду возводил в ранг государственного преступления. При этом его интересовало «не исполнение важных монастырских правил, но исполнение его воли как руководителя»99.
Правда, временами он осознавал всю жестокость своего правления и признавался, что Господь советует ему «прекратить эту большую войну». Он дает обет править мягче и предоставлять грешников суду небесному. Но подобные порывы редки. Как предполагает Лейпольдт, он действует жестко, возможно, еще с большей беспощадностью, нежели это предписывалось монастырским каноном. В любом проступке надлежало признаться. Доносительство поощрялось и даже вменялось в обязанность. Он собственноручно избивал монахов, так что они часто корчились на полу от боли. Когда один из них скончался от его побоев, Шенуте нашел себе софистическое, вернее, христианское оправдание. Бенедектинец Энгбердинг называет его «натурой, прекрасно сознающей свое положение». Шенуте - святой коптской церкви (поминается 7 абиба, т. е. 1 июля)100.