Криминальная история христианства. Том 2

Дешнер Карлхайнц

На этой решающей стадии Собора, когда Кирилл выдвинул, как бы то ни было, догмат о «Богоматери» и «Богородице», в настроении двора «по причинам, которые частично остались непроясненными, наметился поворот» (Библиотека отцов церкви/ Bibliothek der Kirchenvater). Кирилл вскоре бежал из-под стражи и в конце октября объявился в Александрии. Там он отблагодарил тюремщиков, которые способствовали его бегству, зачислением их в тамошний клир, но прежде всего через своих агентов в столице как мог ратовал за продолжение Собора, так сказать, а lа Кирилл. Теперь сей муж, который столь часто и с таким пафосом говорит о «харизме Церкви» (К. Ранер/ К. Rahner), которого папа Целестин I называет «мой святой брат Кирилл», «bonus fidei catholicae defensor» («усердный защитник католической веры»), «probatissimus sacerdos» («справедливейший священнослужитель») и «vir apostolicus» («апостольский муж»), которого Афанасий Синайский прославляет как «печать Отцов», вообще, имя которого остается в церковной и догматической истории символом избранного орудия, великого защитника и спасителя ортодоксии - так вот, этот самый муж

теперь расточительно проливал золото александрийской церкви на императорский двор, который был наводнен его клевретами и ищейками. Святой подкупал людей Бога и светских людей, подкупал всех, кого только можно, и все это - лишь «во имя веры, которая находилась под угрозой» (Грильмейер/ Grill-meier). «Последние теологические переговоры… - донельзя искажает этот период, с церковного дозволения к печати, доминиканец Камело/ Camelot, - все это вещи, на которых мы не будем останавливаться подробно, поскольку они не имеют непосредственного отношения к собору»⁷⁰.

Мы же задержимся тут еще на некоторое время, поскольку вряд ли кому-либо придет в голову, что александриец наводнил двор своими «евлогиями» из благотворительных побуждений.

Св. Кирилл, награжденный - заклейменный!
– декретом церемониальной конгрегации от 28 июля 1882 г. высшим титулом католической церкви «Docior ecclesiae» («Доктор церкви»), с купеческой щедростью - в нужный момент он мог все поставить на карту - жертвовал принцессам и придворной камарилье лично и через подставных лиц дорогостоящие страусиные перья и ткани, ковры и мебель из слоновой кости. Высшим чиновникам подсовывались огромные суммы - «его известные средства переубеждения», как иронизирует Несторий, у которого, правда, вскоре пропала охота к иронии - его «золотые стрелы», деньги, много денег. Деньги для жены начальника императорской резиденции, деньги для влиятельных евнухов и камеристок, которые получали до 200 фунтов золотом. Вследствие всего этого, александрийский престол, хотя и весьма состоятельный, был вынужден сделать заем в 1500 фунтов золотом (100 тысяч золотых), не смог расплатиться и остался в больших долгах. (Когда преемник Кирилла Диоскор приступил к обязанностям, он нашел казну пустой - все ушло на эти подкупы.) Короче говоря, учитель церкви Кирилл шел на «широкомасштабный подкуп» (Каспар/ Caspar), не нанося ущерба своей святости - напротив, даже подтверждая ее таким способом. Иезуит Грильмейер/ Grillmeier с удовлетворением отмечает, что все эти мероприятия Кирилла «попадали точно в цель». В подлинных актах Собора сохранился список «подношений», сохранилось письмо Епифания, архидиакона и личного секретаря (syncellus) Кирилла к новому константинопольскому патриарху Максимиану - по-видимому, самый ранний источник, в котором упоминается о «подношениях», а подробный перечень их содержится в приложении к письму. Отец церкви Феодорит, епископ Кирский, сообщает об этом как очевидец⁷¹.

Догмат дорогой, спору нет. Но остается догматом и по сей день. Успех оправдывает средства. А в данном случае успех не просто оправдал того, кто его достиг, но и послужил одним из источников его святости. Ведь благосклонности Святого Духа добивались н добиваются очень часто, и теология, точнее то, что из нее можно извлечь, как правило, влетает в копеечку. Деньги в делах религии и власти задействовались с довольно ранних пор, а чем дальше - тем больше. Иезуит Бахт/ Bacht вскользь упоминает о «больших суммах на подкуп», на которые «патриархи Александрии никогда (!) не скупились» - впрочем, это относится и к другим высшим иерархам церкви, например, римским! С помощью денег действовали и главы правоверных, и главы «еретиков». И христианские императоры расплачивались ими, принимали их. Уже первый из них - Константин - не только осыпал клир деньгами и льготами (кн. 1, стр. 194, 203), но и раскошеливался в пользу бедных, дабы склонить их к христианству⁷².

Разумеется, некоторое значение имело и то, что Богома теринство Марии стало догматом именно в Эфесе, центре поклонения фригийской Кибеле, языческой богине-матери, и покровительнице города Артемиде, паломничество в храм которой эфесцы наблюдали на протяжение многих веков. Артемида, почитаемая особенно в мае месяце как «спасительница», к которой взывали в молитвах, как вечная девственница, слилась с Марией. Последние приверженцы богини сохраняли в храме ее изображение «и все обломки разрушенных колонн и самок оленей, которые они заботливо складывали около этого изображения, в то же время разрушая в священном рвении все, возводимое христианами» (Мильтнер/ Miltner)⁷³.

Кирилл, которому мир, среди прочего, обязан, как считает Алтанер/ Altaner, «самой знаменитой в древности проповедью о Марии» (Нот.; 4), если только она подлинна, что вызывает сильные сомнения даже среди католиков, посылал свои «золотые стрелы» точно в цель. Даже благочестивый, благословленный епископом «Справочник церковной истории»/ «Handbuch der Kirchengeschichte» не может не упомянуть «о масштабной акции подношений влиятельнейшим лицам столицы», в результате чего патриарх «взвалил на александрийскую церковь огромный груз долгов». В то же время, «Справочник», похоже, уязвлен тем, что «Несторий позднее охарактеризовал все это, как ни горько об этом говорить, как подкуп» - как будто это не было самым чудовищным подкупом. Как водится в столь деликатных вопросах, католики буквально обмусолили языки, приводя не менее деликатные объяснения. Так, теолог Эрхард/ Ehrhard, разумеется, выводит огромные взятки учителя церкви за пределы «современного толкования термина», иначе того пришлось бы «решительно осудить», что непозволительно. Итак, он оправдывает

это хорошо известным тогда «обычаем… не приближаться к любой (?) вышестоящей персоне с просьбой, но без подношения». Но даже для Эрхарда «наше уважение к этому святому было бы больше, если бы он не следовал этому обычаю, а уповал лишь на святость своего дела». А вот как раз этого-то он и не мог.

Но константинопольский патриарх все больше терял почву под ногами. Настроение при дворе резко изменилось. Им ператор Феодосий И, всю жизнь сильно зависевший от своего окружения, а к тому же теперь запуганный террором, ко торый чинили монахи Кирилла, а также, возможно, письмом папы Целестина, который как раз тогда, в 431 г., внушает ему, что истинным правителем его Империи («imperii rector») является Христос и Федосий должен защищать ортодоксию, т. е. правоверие, причем римлянин настойчиво подчеркивает приоритет религиозного перед всем «мирским» - император Феодосий II закрыл глаза на свержение Нестория. Тем более что тот и сам допустил ошибку, попросив отставки. Он отказался от своей епископской должности и просил государя всего лишь о предоставлении ему права на оглашение во всех церквах эдиктов, осуждающих «болтовню Кирилла», дабы простодушным не было причинено зло. 3 сентября 431 г. Не-сторий отправился в свой старый монастырь около Антиохии. 25 октября его преемником стал пресвитер Максимиан - полный ноль, который совершенно не мешал Кириллу. Равно как и папе.

Целестин поздравил Максимиана с «повышением» и удостоил его письмом, выдержанном в начальственных тонах, направил пространное пастырское послание константинопольскому клиру, как если бы он целиком находился под его началом. 15 марта 432 г. он вновь обрушился на свергнутого Нестория, сравнив его с Иудой, причем сравнение было не в пользу Нестория. Он бичевал его «безбожие», но был достаточно осторожен, «чтобы не называть его предательство «ересью», ибо не всякое безбожие есть ересь». Термин, который можно употреблять в разных смыслах*. Называя Нестория «грешником с затуманенным взором», он самого себя выставлял в наилучшем свете: «Восстановление спокойствия (!) в церкви и нынешнее благолепие я, промыслом Святой Троицы, большей частью отношу на свой счет, ибо это был я, я бросил семя…». И далее: «Чтобы удалить эту язву из тела церкви и вырезать ужасный гнойник, мы предоставили не только нож, но и исцеляющую повязку».

Кирилл, разумеется, тоже раструбил о своем триумфе на весь мир и не успокаивался, пока его заклятый враг, этот «хищный волк», этот «новоявленный дракон», этот «ковар ный человек с распухшим от яда языком», пусть и находящийся уже в отдалении и годами ведущий себя тихо, не оказался на подвластной ему территории Сосланный поначалу в Петру (Вади-Муша, Иордания), он был в том же 436 г. переведен на край света, в почти безводный район Египетской пустыни с дивным названием «Оазис», место ссылки для ставших неугодными придворных чиновников и уголовников. Под надзором соглядатаев святого и всеми забытый Несто-рий, внутренне, однако, несломленный и до конца своих дней продолжавший считать себя правоверным, влачил жалкое одинокое существование. Его многократно переводили с мес та на место, пока, после тщетного прошения о помиловании, он не скончался около 451 г., предположительно, в районе Панополя, Верхний Египет. Он оставил миру воспоминания, «Книгу Гераклида», свою (изданную в 1910 г.) скорбную биографию, в которой он проводит параллели с судьбой своего предшественника Иоанна Златоуста, а также Афанасия и Флавиана⁷⁴.

Несторий пал жертвой согласованной игры Александрии и Рима и, наконец, жертвой двора. Папа Целестин I взывал к Феодосию о помощи, дабы укрепить свое господство После Собора он без удержу славил монарха, называл его империю, употребляя слова пророка: «Империя на все времена». Этот славный титул останется «неподвластным ни времени, ни старению. Ибо вечно то, что свершилось из любви к Царю вечному». Это полностью соответствовало его более раннему высказыванию: «Блаженна Империя, преданная служению делу Господа». В действительности же, в таком случае, блаженна не Империя, а папство. Пусть же так и будет. Ведь об этом-то и речь! Поэтому любая жестокость, подлость и низость - в порядке вещей. Вальтер Ульман/ Walter Ullmann справедли во подчеркивает, что именно папа теперь просил императора устранить из общества Нестория, уже проклятого приговором епископов. Иоганн Галлер/ Johannes Haller видит в этом свидетельство того, «насколько боялись и ненавидели низложенного», от которого даже ожидали возобновления пелагианского cnopa^7S.

Летописец Собора Камело/ Camelot предлагает нам типичный католически-теологический вывод. По вопросу о том, какой же из Эфесских Соборов считать «правильным», он сначала полагает, что многие современные историки «усматривают в этом Соборе лишь довольно печальное событие, прискорбную и запутанную трагедию», инсценированную александрийским «фараоном» (эпитет Луи Дюшесна/ Louis Duchesne, католика знаменитого, но изрядно критикуемого), а затем пишет, что в действительности «еще и сегодня очень многие ученые, и даже отличные, среди которых далеко не все являются еретиками, чувствуют себя обязанными дать строгую оценку поведению Кирилла во всей этой истории, а тем самым - и всему Собору; и даже «опорочить» их». Бытует мнение, что Камело и сам склоняется к такому же выводу, поскольку он приводит веские аргументы в пользу Собора Нестория и Иоанна и столь же веские - против Собора Кирилла, сомнительность и безнравственность которого «совершенно очевидны». Далее он пишет: «Присутствия римских легатов достаточно, чтобы признать за Собором Кирилла вселенский характер, которого не имел синод восточных епископов. Таким образом, в единстве с папой пребывал Собор Кирилла, а не Собор Иоанна».