Криминальный зигзаг
Шрифт:
— Я не Дустова, я Мышьякова — свидетель, помните? — напомнила свою фамилию шустрая старушка.
— Конечно, кража в бане, только зачем вы меня у входа ждали, надо было позвонить, — сосредоточившись ответила Пунцова.
— Нет, милая, обворовали не баню, соседей, а в бане я трудилась как дважды герой социалистического труда.
— Хорошо, хорошо, — остановила начинающийся водопад воспоминаний находчивый следователь уголовного розыска, — а что вы хотите сообщить?
— Самое главное, — снизив голос раскрыла тайну Мышьякова. — Я встретила того носатого с чемоданом и знаю где он живёт.
— Где?
— Напротив
Глава седьмая. Конфуз
Нина Юрьевна с удовольствием после автобуса прошлась до дому пешком, подставляя лицо лёгкому встречному ветерку. Поприветствовала сидящих на скамейке соседок и не спеша вошла в подъезд. Проверив содержимое почтового ящика обнаружила в нем письмо от дочки и, держа его в руке, зашла в лифт.
У дверей квартиры её ждало досадное недоразумение, на звонки никто не реагировал и не спешил по обыкновению встречать. Открыв дверь своим ключом, Нина Юрьевна переступила порог домашнего очага и по домашним мужским тапочкам, сиротливо притулившимся у входа, поняла, что она напрасно истязала входной звонок в надежде на тёплую встречу с мужем. Освободив натруженные за день ноги от форменной обуви, дала им поблажку, окунув их в свои легкомысленные ласкающие мягкостью и простором домашние скороходы яркой расцветки с очаровательными помпушками. Остальное оставив как есть скучающая по своей «кукушечке» мать, села в кресло читать письмо от дочери. На одном дыхании, с несходящей с губ улыбкой проштудировала послание с милым сердцу почерком на двух листах, Пунцова удовлетворив информационный голод о невидимой жизни родного человечка, расслабляясь, думая о чём то добром и светлом.
Телефонные позывные не сразу вывели женщину из состояния блаженного безделья. Поэтому аппарату связи пришлось изрядно потрудиться, чтобы на него обратили внимание, в результате чего он передал звонившему без искажения голос требуемого абонента.
— Алло, я Вас слушаю.
— Нина Юрьевна? — раздался мужской голос в трубке.
— Да.
— Майор Окопов беспокоит, скажите, Пунцов Леонид Константинович Вам кто?
— Муж, а что? — с плохим предчувствием вступила в диалог Нина Юрьевна.
— А где он сейчас? — добавил туману майор.
— Не знаю, дома нет.
— Очень хорошо, — совсем не радостно заключил голос в трубке, — приезжайте на опознание.
— Куда? — враз обмякнув всем телом выдавила из себя, представив самое худшее женщина — милиционер.
— В вытрезвитель…
Пунцова, не помня себя, как была в форме и домашних тапочках с болтающимися на них мохнатыми шариками, примчалась к казённому зданию, в котором безуспешно, изо дня в день борются с излишним употреблением спиртных напитков. Не дожидаясь, когда через двери перекантуют еле-еле стоящего на ногах толстяка, сделала манёвр под названием таран и оказалась внутри храма трезвости.
Майор, вызвавший Нину Юрьевну, увидев её в состоянии смертельно раненого горем человека, с неподдельным сочувствием произнёс.
— Что случилось?!
— Не знаю, хотела у Вас спросить.
— Да Вы садитесь, не переживайте, может это не он. Сейчас приведут, — успокаивающе заговорил Окопов.
— Приведут?! — ища ответ в безмолвном лице старшего по званию сослуживца протянула измученная неизвестностью женщина.
— Да, — с оптимизмом подтвердил Окопов и попросил сидевшего рядом
…Дома, на следующий день Леонид Константинович вспоминал весь свалившийся на него вчера кошмар и не верил, что такое могло с ним произойти. Раскалывающаяся от боли голова страдала без всякой надежды на улучшение, а весь переполненный сивушными маслами организм мордовался с похмельным синдромом, не веря в победу. Желудок в качестве протеста бастовал и отказывался принимать пищу, а простая вода из под крана сегодня как назло была до безобразия противна и не съедобна, от чего Пунцову жить долго и счастливо не хотелось. Он корил себя за доверчивость и оплошности, допущенные при таком важном деле, как оперативная работа.
Пытаясь справиться с недугом, Леонид Константинович, дыша перегаром, сел за письменный стол и взялся за ручку, призвав к себе на помощь фантазию и сказку:
«Дед Мороз неожиданно захворал, у него болела голова и тряслись руки. Он один маялся в сказочном тереме и не знал как себе помочь. Снегурочка укатила с Иваном-царевичем в ночной клуб на репетицию новогодней вечеринки и Мороз Иванович мог кряхтеть и ругаться вслух, без свидетелей: — «Вот старый козёл!», написал детский писатель ругательное слово, но не смотря на болезненное состояние вовремя заметил его грубость и ненужность, заменив его на другое. «Вот старый холодильник! Бабу Ягу за Дюймовочку принял, а она мне в мороженое подбросила прошлогоднюю волчью ягоду…»
А дальше у мучающегося с похмелья литератора, как он не тужился, ничего для сердца и ума малолетних читателей не выходило. Только голова от движения ручкой по бумаге отдавала адской болью, которую он не пожелал бы даже Кощею Бессмертному. Оставив мазохистские занятия, Леонид Константинович стал рассматривать жизнь за окном квартиры. Там, как всегда, всё шло замечательно. По одной стороне колесил автомобиль, похожий на сказку, а по другой молодая мамочка с неразлучным дитём в коляске. «Идиллия!» — констатировал неопровержимый факт Пунцов и тяжело вздохнув всколыхнул в себе неприятные воспоминания.
Явление примерного супруга домой на милицейской машине в сопровождении группы поддержки будет навечно записано несмываемой строкой в историю подъезда. Многим повезло лицезреть как их сосед в прекрасном расположении духа подчинялся своей бесшабашной голове, которой хотелось петь и вести душевные беседы с «милыми» людьми у подъезда, а его ноги отставали от мысли на столько, что вообще отказывались самостоятельно двигаться.
В квартире, к помогающему Нине Юрьевне сержанту Леонид Константинович развязно обращался.
— Братишка, сгоняй за пивом, я угощаю!
А попадающую в перекрестье его пьяных глаз жену восторженно громко представлял с запинкой выговаривая слова.
— А это, между прочим, моя жена, да-а-а, а как вы думали? Она капитан милиции…да-а-а, почти майор…Капитан, капитан, улыбнитесь, ведь улыбка — это флаг корабля, — завершив короткое рекламное резюме своей половины песенным аккордом.
Нина Юрьевна стойко терпела нетипичное поведение мужа, заботливо уложив его на кровать в комнате дочери, и без лишних словесных выпадов закрыла за собой дверь. Может на этом всё бы и кончилось, но отлежавшись Пунцов вышел на поле боя с претензиями к работе милиции. И тут началось! Он едва успел спросить, борясь с икотой.