КРИСМАСу
Шрифт:
Это всё вода чудотворная, – зачарованно прошептал Ямадзаки, держа в одной руке глубокую тарелку с горячим супом-рамэн, а в другой палочки, – Ты все о деньгах, да о деньгах. А я тебе давно говорил, что наша вода не из городского водопровода, а из животворящего ключа, образовавшегося триста лет назад после последнего извержения Фудзи. Вот ради такого чуда и стоит жить!
Выражение лица старушки изменилось, когда её взгляд сфокусировался на дымящейся тарелке. Вложив невероятным образом появившуюся жизненную энергию в прыжок, она попыталась выхватить тарелку из рук Ямадзаки. Однако силы покинули женщину также внезапно, как и появились. Все еще находясь под впечатлением от увиденного, Ямадзаки перешагнул через распластавшуюся по татами тещу и подвёл итог.
Это знак! Бюджет будет увеличен. Да, и я теперь буду работать дома. Офис сделаю в её комнате, – Ямадзаки указал палочками на тело тещи и поспешил в ванну для фундаментального изучения причин сверхъестественного феномена.
Муж-неудачник увеличивает домашний бюджет, оплачивает пребывание тещи в доме престарелых и при этом уходит с работы – все это недвусмысленно говорило о том, что в жизни её супруга появились деньги. В один из тех самых дней, когда Ямадзаки был на "важной рабочей встрече",
Ацуко прислушивалась к себе: чего же она желает? С чего начать новую жизнь? Поменять наудачу иероглифы в имени? Сделать операцию по коррекции линий на ладони? Или, чего там мелочиться, обновить группу крови? Чем заняться-то в жизни? Она готовилась к выступлению на общегосударственном саммите по дизайну канализационных люков, когда в голове промелькнула провокационная мысль – мне нужен любовник! Уже на семинаре "Гендерная дисфория: первый шаг из сумрака" подоспела и убедительная мотивировка: мало того, что она точно знала, что её никто никогда не любил, не было уверенности в том, любила ли она сама кого-нибудь. Поначалу Ацуко испугалась такой откровенности. В одно мгновение её охватили появившиеся из ниоткуда сомнения: а как теперь этим занимаются? Хорошо бы, чтобы свет был потушен. Раздеваться ли ей первой, или он разденет её? В каком виде теперь предстают перед мужчинами, или им так же все равно, лишь бы поскорее? Вопросов возникало так много, что, казалось, проще отказаться от этой идеи, нежели искать ответы. Но немного успокоившись, Ацуко сообразила, что источник всех вопросов – страх. Она дошла до того, что стала бояться осуществления собственных желаний. Э, нет! Раз решила, а она решила, что твердо решила, – надо действовать! И чтобы не было сожалений, действовать кардинально!
Как и для любой женщины в её возрасте, положении и при неослабевающем внимании соседей, поиск мест, где можно было найти любовника, ограничивался либо работой, либо хост-клубом. Но Ацуко не работала и в нынешних условиях даже не собиралась начинать. Оставалось второе. В хост-клубе её встретили на коленях, пели романтические энка, посвящали лирические хайку, лили мед лести и почти убедили в том, что в доступных её воображению территориальных границах она единственная повелительница мужского пола. В ту же ночь в предвкушении высоких чувств и таинственного оргазма она уединилась в гостиничном номере с фонтанирующим тестостероном юношей. Между тем, молодой человек, едва успев расстегнуть ремень, резко отключился. Увлекательная беседа с администратором гостиницы и врачом скорой посеяли сомнения в адекватности её выбора. Окончательно сформировал их сам несостоявшийся Альфонс. Сперва, когда он пришёл в себя и без смущения списал досадный курьез на профессиональные издержки, вызванные ежедневными алкогольными возлияниями. И окончательно, когда потребовал за этот фарс не только денег, но и подарков никак не меньше уровня Hermes и Louis Vuitton. Одного раза хватило для того, чтобы испытать горькое разочарование в продажных мужчинах. Рассмотрев проблему под несколько другим углом, Ацуко стала членом общества домохозяек, добровольно взявших на себя опеку над общежитием иностранных студентов.
8
Ямадзаки глядел на аляповатую железобетонную конструкцию и поражался тому, как окружающий мир преображается под напором его внутренних импульсов. В это раннее морозное утро 23-го декабря общежитие, как обычно, дрыхло в пьяном забытьи и источало послегреховное зловоние. Но только не для Ямадзаки. Сигналы мозга синхронизировались с пульсацией сердца, и он видел перед собой дремлющего непорочным сном младенца, ни сном, ни духом не ведающего о предназначенной ему судьбе. Ничто не могло разрушить этой идиллической картины. Даже никогда не дремлющие такси, рыскающие в поисках клиентов по закоулкам и тупикам, не отвлекали своими красными огоньками. Болезненная экзальтация заполнила все уголки Ямадзаки. Так восторгаются влюбленные друг другом перед первым поцелуем. Так беснуются отцы при первой встрече с собственным ребенком. Так ликует охотник, держа на мушке свою первую жертву. Перед Ямадзаки возвышался его многомесячный труд, незаконно рождённое детище, единственный спроектированный им лично объект. Он припомнил, как в течение года по несколько раз переделывал схемы комплекса. Уж больно нестандартными были запросы заказчика. Потом проект вовсе закрыли, но все планы на всякий случай изъяли. Так вот где он был реализован! Вот так вот живешь и даже не замечаешь, что у тебя происходит прямо перед носом. Впрочем, всему свое время. Не было бы его высокого желания совершить подвиг, он никогда не заметил бы своего творения. В этом Ямадзаки увидел еще один, последний и окончательный знак.
Не замечая более ничего вокруг, Ямадзаки двинулся навстречу своей материализованной любви. Ему хотелось покрыть поцелуями все стены, потолки, плинтуса, ступеньки, все балконы с окнами вместо дверей. Достаточно было нескольких взглядов, чтобы освежить в памяти всю схему. Вот там проходят несущие стены в основных крыльях. Как раз на перекрестке блоков шахта для лифта. А вот там выход на крышу! Оголтелая влюбленность невероятно быстро сменилась чувством превосходства. Воображение в мельчайших деталях рисовало
Весь негатив Ямадзаки был направлен против иностранцев. Именно они мешали ему жить. Именно они третировали его физически. Именно они уничтожили его материальное благополучие. Именно от них возвращается его жена в приподнятом настроении. "И кстати, почему?" Если быть до конца откровенным, то Ямадзаки было лень размышлять над тем, как и с кем проводит время его жена. Просто уже завтра он не сможет платить ни по одному её счету. "Сказать ей, что ли, об этом? Нет, пусть это будет рождественским подарком". Но главный подарок он преподнесёт Родине! Он избавит её от грязи, он очистит её до блеска, он вернёт её первозданность!
"Галактика Япония должна быть освобождена от иностранного порабощения раз и навсегда!"
Не рискуя полностью полагаться на собственный талант в таком деле, Ямадзаки решил обратиться к наследию предков. Из многочисленных бумаг, оставшихся от самоубийцы-отца, на белый свет была извлечена тетрадь, которую родитель наказал особенно беречь. В ней хранилась фамильная реликвия: формула вещества, составленная дедом еще в далеком 1944 году, когда тот служил в Маньчжурии под руководством бравого генерала Сиро Исии. Группа генерала Исии, носившая кодовое название 731 отряд, специализировалась на создании бактерий различных болезней. Дед Ямадзаки в области производства бактериологического оружия не преуспел. Его креативность вылилась в формулу легко воспламеняющейся жидкости, способной скоро и без остатка выжечь всю органику в обозримом радиусе. В первый и в последний раз он провел несанкционированное испытание своего изобретения как раз в тот день и час, когда с инспекцией в отряд нагрянул только что назначенный главнокомандующим Квантунской армии генерал Отодзо Ямада. В одно мгновение была уничтожена лаборатория с дорогостоящим оборудованием и образцами успешно протестированных бактерий холеры и сибирской язвы. Чудом уцелевший генерал Исии кровью написал прощальное письмо своей русской любовнице и отключился. Многие пожалели, что не навсегда. Главнокомандующий Ямада, которого телохранители кое-как успели оттащить от пепелища, в своем дневнике был гораздо лаконичнее: «Кошмар!». А по дороге в Харбин он написал рапорт в генеральный штаб о непланомерном расходовании средств в 731 отряде. В результате, дед Ямадзаки вместе с настоятельным предписанием "вычеркнуть формулу из памяти" был выслан из Маньчжурии в Японию. По возвращению домой он прежде всего педантично законспектировал для семейного архива технологию производства смертоносной жидкости, после чего с помощью лошадиной дозы алкоголя выполнил приказ, о чем в тот же день, как смог, доложил в вышестоящую инстанцию и на всякий случай подал в отставку, которая, к его искреннему изумлению, была тут же принята.
Дрожащими руками Ямадзаки переворачивал бесценные страницы с описанием взаимодействия гелигнита, бертолетовой соли, хлората калия и нитроглицерина. Благодаря добросовестному деду, часть необходимых составляющих он нашёл в его армейском сундуке. Часть веществ пришлось заменить более современными, а главное – доступными аналогами. Время пролетело незаметно, и к позднему вечеру перед ним красовался усовершенствованный вариант. Из записей выходило, что пол-литра полученной смеси достаточно для разрушения объектов на площади одного квадратного километра. Ямадзаки изготовил десять емкостей по пол-литра. На всякий случай. Орудие было готово. План проработан. Результат гарантирован.
Когда же приготовления были завершены, его охватила паника. "А не тонка ли моя кишка? Одно дело, когда пойманные на откатах парламентарии или члены правительства, боясь всенародного позора, вешаются на галстуках у себя в офисе. Или когда группа друзей из социальных сетей, впервые встретившись, пускает углекислый газ в салон автомобиля. Ну, прямо, как в пословице: «вместе не страшно и реку переплыть». Совсем другое дело, когда совершаешь поступок для Родины в полном одиночестве. Даже Юкио Мисима был в окружении учеников, когда вспарывал себе живот. Даже камикадзе во время войны напутствовали старшие чины. Да и к тому же они вылетали дружно, вместе. Нет, одному все же боязно. Вспомнив, что летчикам-камикадзе для храбрости перед вылетом было положено выпивать стопочку, Ямадзаки достал из шкафа уже начатую пятилитровую бутылку бататовой настойки, налил себе в стакан и размешал наполовину с водой. Выпил. Стало полегче. С каждым следующим глотком душа становилась невесомее и безответственней, а голова тяжелее и пятнистей. "Выходит, это моя судьба быть одиночкой". Ямадзаки подлил себе еще. "В конце концов, когда в стране нет лидера, должен же кто-то показать пример и повести за собой остальных". За спиной Ямадзаки висели ослепительно белые кальсоны, постиранные женой. Бататовый Ямадзаки стремительно быстро из россыпи мыслей выкристаллизовал одну, единственно верную: "Я – верный сын Ямато". Третий стакан размазал его по столику. Он провалился в сон с улыбкой путешественника, который после долгих поисков нашел-таки свою Америку.