Кристаллические слезы

Снодграсс Мелинда М.

– Знаю, знаю, – успокаивающе шептала девушка, укутывая ноги композитора пледом. – Это не твоя вина, Ги.

– Тогда чья же? – встрепенулся Мартэн. И сам же ответил:

– Конечно, моя. Поделом, нечего было хвастаться.

– Вы не правы, сэр, – возразил Спок. – Без вас мы ни на шаг не приблизились бы к разгадке.

– Не хочу умирать на этой чужой холодной планете, – неожиданно вырвалось у музыканта. – Я хочу домой, хочу жениться на тебе, Ухура, и писать симфонии, – С выражением, которое бывает только у безнадежно влюбленных людей,

он тревожно спросил:

– Ты выйдешь за меня замуж?

– Неужели ты в этом сомневаешься?

– Интересно, как бы ты отнеслась к моему предложению в наш первый вечер?

– Я с возмущением отвергла бы его, – рассмеялась Ухура. – Ты казался мне слабым и капризным.

– А сейчас? – Мартэн пристально посмотрел в глаза девушке.

– Я люблю тебя, – просто сказала она. Спохватившись, Ухура стыдливо огляделась вокруг, с удовлетворением заметив, что к их диалогу никто не прислушивается.

Мартэн ласково погладил ее по щеке. Прижавшись губами к его пальцам, Ухура с ужасом почувствовала ледяной холод. Она взяла руки возлюбленного, поднесла ко рту, стала согревать их своим дыханием.

– Не надо, – Мартэн отнял руки. – Побереги энергию для других, более важных дел.

Неожиданно на глаза Ухуры навернулись слезы.

– Не плачь, моя дорогая. Сейчас не время поддаваться слабости.

– Но что же делать? – спросила девушка, пытаясь улыбнуться.

– Спой для меня.

– И что бы тебе хотелось послушать?

– Естественно, что-нибудь из моих произведений, что же еще? – хвастливым тоном заявил музыкант.

Ухура встала и запела маленькую ариетту, написанную маэстро специально для нее в первые дни его пребывания на «Энтерпрайзе». Стихи они нашли в старинном сборнике итальянской поэзии семнадцатого века.

Очарованные бархатным голосом певицы, члены экспедиции прекратили разговоры. Даже тайгетяне умолкли, навострив уши. Lasci ancore posare un stanco, un stanco.

Богатый оттенками, теплый голос Ухуры замер на высокой ноте, неожиданно подхваченный одним из детенышей. Этот дуэт необычайно заинтересовал Мартэна, который вынырнул из воротника парки и прислушался.

– Боже мой! Боже мой! – запричитал он, пытаясь подняться.

– Что с тобой? Что случилось? – удивилась Ухура, прервав пение.

Она тревожно всматривалась в лицо маэстро.

– Вот оно! Наконец-то! – вскрикивал Мартэн.

– Что? – вмешалась Кали.

– Что «оно»? – раздались вокруг заинтересованные голоса.

– Пожалуйста, успокойтесь, – с беспокойством повторял Маккой.

– Неужели вы не понимаете? – усталым голосом спросил музыкант, поворачиваясь к Споку. – Мы все время пытались общаться с ними с помощью бездушных инструментов… А они понимают лишь живой голос. Они думали, что мы развлекаемся. В нашей игре не было для них никакого смысла, потому-то мы до сих пор и не договорились.

– Вы уверены? – усомнился Спок.

– Абсолютно, черт возьми… И умом, и сердцем я знал, что тайгетяне должны откликнуться на наши усилия. Но они почему-то

молчали. Теперь я понимаю, что неверны были средства передачи информации. Мы имеем эмпирические доказательства этому.

– Да ну? – не отступал Спок.

Мартэн схватил Ухуру за руку и подтащил к вулканцу.

– Вот она – доказательство! Тайгетяне ответили на ее пение, хотя и не понимают чужого языка.

Главное, что вокал они приняли за средство общения. Это все равно, как если бы я пел на английском, а вы подпевали бы на испанском…

– Что ж, мистер Спок, – вступил с разговор Маккой. – Похоже, в утверждении маэстро есть доля истины.

– Все очень просто, – продолжал объяснять Мартэн, увлекая девушку к синтезатору. – Пусть Ухура поет в микрофон, компьютер преобразует ее голос и переведет слова на тайгетянский язык, и мы… мы будем свободны.

– Возможно, вы правы. Но давайте не забывать, что тайгетяне владеют телепатией, – напомнил Спок.

– Это только поможет им понять, что у нас добрые намерения, – маэстро был полон энтузиазма. – Ухура начнет петь, а я поддержу ее тему на синтезаторе. У нас это неплохо получалось прежде…

– А слова? Каким должен быть текст? Очевидно, нам следует внести в пение смысловую нагрузку, а не воспроизводить пустой лепет?

– Конечно, – согласился маэстро. – Потерпите минуточку. – Он вырвал из блокнота листок и стал что-то быстро писать. – Мне нужна помощь. Среди вас кто-нибудь силен в сочинении стихов?

– Ну, попробуем решить вашу задачку, – с готовность согласилась Кали, подсаживаясь к Мартэну и Ухуре.

– Начните с того, что нас тревожит феномен искривления пространства-времени, – посоветовал Спок.

– А затем напишем о коварстве клингонов, – мужественно признала Кали.

– И о недавнем столкновении, – напомнил Регсдейл.

– О том, что в пучине феномена погибают корабли, – дополнил Маккой.

– И в конце мы должны попросить, чтобы тайгетяне вернули нам наших товарищей, – заключила Ухура.

– Вернуть всех, кто пропал в водовороте искривления, – поправила Кали, с вызовом посмотрев на землян.

– Но клингоны снова нападут на нас, – предостерег Регсдейл.

– Этого не случится, если мой муж вернется на «Клотос» и восстановит контроль над экипажем, – заверила Кали, всматриваясь в помрачневшие лица людей. – На этих кораблях много достойных мужчин, моих друзей. Я не хочу, чтобы из-за нескольких мерзавцев погибли все клингоны.

– Ладно, – согласился Спок, поддавшись уговорам Кали. – Мы попросим тайгетян вернуть все пропавшие корабли.

– О, Господи! Так мы напишем целую оперу об истории человечества, создании Федерации и покорении космоса, – проворчал Мартэн, просматривая нацарапанные им строчки.

Через два часа текст был готов. Маэстро прочитал окончательный вариант, еще что-то изменил, поправил и, довольный, передал листки Ухуре. Получив стихи, девушка прочитала их собравшимся у догорающего костра исследователям.